Зажечь небеса

– Скажу лишь одно. Если тебе нужна помощь, попроси. Это одновременно самая трудная и самая простая вещь на свете. Обратись за помощью.

После ужина Пол и Ма подвезли меня до дома и укатили обратно в Бостон. Я вернулся в свою пустую берлогу; было всего девять вечера, но от усталости все мои мышцы словно сдулись, спать хотелось смертельно.

Я кое-как переоделся в тренировочные штаны и футболку. В ванной я поставил себе катетер и пристегнул к бедру пластиковый мешочек, чтобы не обмочиться во сне.

Потом перебрался из кресла в кровать, укрыл ноги специальным одеялом, стимулирующим кровообращение, и с помощью подушки-валика перевернулся на бок. На коже в области копчика возникло раздражение; если я не буду осторожным, оно превратится в пролежень.

Что за дерьмовая жизнь.

«Попроси о помощи».

Пол, вероятно, имел в виду себя или врача, но был всего один человек, способный мне помочь.

Я зажмурился, сердце болезненно сжалось, но я постарался не обращать на это внимания. Нельзя взваливать мои трудности на Отем, это было бы несправедливо и эгоистично, особенно после того, как я ее оттолкнул. Но одиночество и душевная пустота высасывали из меня жизнь. Я жаждал увидеть Отем, заглянуть в ее прекрасные глаза, увидеть, как в них загораются огоньки, когда она говорила о чем-то интересном. Мне хотелось насытиться ее смехом, а еще лучше, рассмешить ее. Заполнить пустоту в своей жизни ее голосом, который всегда произносит слова с добротой, сочувствием и великодушием.

Я крепче обнял подушку.

Моя способность сочинять стихи умерла, так какая разница, останемся мы друзьями или нет? Мне вовсе не обязательно рассказывать ей правду о тех письмах и стихах, ведь новых писем и стихов не будет. Мне больше нечего прятать.

«Без своих слов тебе нечего ей предложить. Ничегошеньки».

Она говорила, что в моем обществе чувствует себя легко и свободно – возможно, это чего-то да стоит.

Это немного, думал я, засыпая, но это всё, что у меня осталось.

Ϛ.

Утром понедельника пекарня «Белый султан» была набита под завязку. В прошлой жизни я бы наравне со всеми занял очередь, не обращая внимания на толчею. Теперь же я постоянно нервничал, боялся, что задену кого-то инвалидным креслом, чувствовал себя карликом, хотя совсем еще недавно возвышался над толпой.

Теперь, когда я сидел в кресле, на меня почти никто не смотрел.

Чаще всего люди скользили по мне взглядами и отводили глаза. Другие таращились, как будто силились понять, что со мной не так. Некоторые говорили со мной как с умственно отсталым. Мужчины называли меня «дружище» или «приятель». Женщины улыбались с жалостью, придерживая для меня двери, в их глазах никогда не мелькало влечения или обещания.

«Те дни навсегда закончились».

Мое сердце отчаянно забилось в груди, когда я увидел Отем – она была прекрасна и полна жизни, рыжие волосы собраны в пучок, но несколько вьющихся прядей ниспадали вдоль лица. Она работала за кассой, бегала взад-вперед, принося заказанную выпечку. Вот она наклонилась, чтобы взять круассан из застекленной витрины, и наши взгляды встретились сквозь стекло. Мое сердце отчаянно заколотилось в груди.

Ее глаза широко распахнулись, губы чуть приоткрылись, уголки рта поползли вверх, но потом ее красивое лицо слово окаменело, она повернулась к покупательнице. Очередь медленно продвигалась вперед, Отем то и дело бросала на меня быстрые, смущенные взгляды, пока не пришел мой черед заказывать.

– Кофе, пожалуйста, – сказал я.

Щеки Отем слегка порозовели, она быстро оглядела меня с ног до головы, вбирая взглядом мои джинсы и черную водолазку.

– Что ты здесь делаешь, Уэстон?

«Прошу помощи».

– Хочу с тобой поговорить.

– Сейчас? Я немного занята.

– После твоей смены.

– До конца моей смены еще четыре часа.

– Я подожду.

Она нахмурилась, уперла руки в бока. В ее светло-карих глазах мелькало множество мыслей – наверняка она думала о том, сколько раз пыталась поговорить со мной, а я ее отталкивал. Но я ее знал, знал ее сердце.

«Последний шанс – о большем я не прошу».

Отем надула губы, потом повернулась, чтобы налить мне кофе и протянула мне кружку.

– Будешь ждать здесь четыре часа?

– Да.

– Народу полно, тут негде…

– Уэстон! Mon homme tranquille!

Из-за прилавка появился Эдмон де Гиш и обнял меня за плечи. – Так приятно тебя видеть, друг мой.

– Я тоже рад вас видеть, Эдмон.

Огромный француз ослепительно улыбнулся Отем.

– Как хорошо, правда?

Девушка заправила за ухо рыжую прядь. Покупатель, стоявший у меня за спиной, громко вздохнул.

– Чем могу помочь? – спросил Эдмон. – Чего желаешь? Присесть за столик? – Он окинул свою переполненную пекарню оценивающим взглядом. Какой-то человек занял большой стол возле двери, предназначенный для инвалидов, и вольготно устроился за ним, поставив перед собой ноутбук и обложившись книгами. Эдмон бросился туда, как ястреб за добычей.

– О! Сэр! Не будете ли вы так любезны…

– Эдмон, подождите! – воскликнул я ему вслед. – Мы можем уместиться за столом вместе…