Зажечь звезду

Ванную я посетила последней. Ждать пришлось долго, но с другой стороны — и меня никто торопить не будет. Если только наши дамы не вернутся пораньше. После теплого душа на меня навалилась страшная усталость. Я едва добралась до постели и успела прошептать «Доброй ночи». А потом — все. Как вырубили.

Здравствуй, моя Звезда.

Здравствуй, Тай. Давно не виделись.

Молчание. Потом, тихо:

Ты не сердишься на меня, Ледышка?

Смех. Беспечный, и легкий, как ветер. Он чуть покалывает кожу, и я замираю от восторга, прислушиваясь к этому звуку. Я тоже смеюсь. А голоса в темноте продолжают тихий разговор, не обращая на меня внимания. Я — невидимка сейчас.

Нет. Не сержусь. Ты прав, ты всегда прав. Ты успел вовремя. Я благодарен тебе, и…

Пауза.

Что?

Он встревожен. Неуверенные нотки в голосе собеседника ранят его сильнее, чем обвинения и угрозы.

И я скучаю по тебе, Тай. Правда. Я знаю, что я для тебя всегда был как непутевый младший брат, от которого одни неприятности, но…

Не говори так! Ты — самое дорогое, что у меня есть.

А твой сын?

Ледышка…Не надо…

Он замолкает. Когда он начинает говорить вновь, в его голосе боль.

Мой сын презирает меня за слабость. Он отказался от меня.

Ярость, холодная и далекая, вспыхивает, как падающая звезда в августовском небе. Его перебивают, зло, отчаянно.

Ты не слабый, Тай. Ты просто другой. Лучше всех нас. Я люблю тебя, правда!

Улыбка. Чуть виноватая и неуверенная. Просящая.

Ксиль…

Вздох.

Я не вернусь, Тай, и ты знаешь почему. Прости меня.

Но…

Я люблю тебя. Прости.

Звон будильника застал меня врасплох. Я вылезла из-под одеяла, нажала на заветную кнопку, поплелась к раковине, умываться, и только потом собственно проснулась. И сообразила, что что-то не так.

— Этна? — вкрадчиво протянула я. — Ты вставать собираешься?

— Отстань, садистка! — простонала подруга, утыкаясь в подушку. — Тебе хорошо, ты выспалась.

— Ты легла раньше меня! — искренне возмутилась я.

— Зато ты спала крепче, и не слышала, что устроили эти, — проворчала Этна, спуская ноги на пол. Ага, встала!

— И что они устроили? — громким шепотом поинтересовалась я из ванной, натягивая купальник. Хм, сверху сарафан накину, и сойдет.

— По дороге расскажу, — угрюмо пообещала Этна.

И действительно, рассказала. История получилась крайне занимательная. Где-то в два часа ночи в номер заявились наши дамы, пьяные в хлам. Сначала они тихо и мирно пытались утопить друг друга в ванной, но, к сожалению, не вышло. И тогда бравые сестры решили отомстить подлому миру и начали петь. Конечно, окна и несущие стены были звукоизолирующими, но внутри-то номера слышимость была прекрасная. Всю ночь дамы бузили, соревнуясь в громкости и надрывности исполнения народных хитов. Лишь под утро Самсоновы пали в неравном бою с Морфеем. Или с Бахусом, кто их знает…

— Бедняга… Ну ничего, днем выспишься. Все равно делать нечего, на пляж нельзя. Что смеешься?

— Да вот, смотрю, не только старухи хорошо повеселись ночью. Вон там, — Этна ткнула пальцем в полосу прибоя, — тоже какой-то герой прикорнул. Эй, ты чего? Тебе плохо?

— Этна… — похолодевшие губы с трудом слушались. — Он не спит. У него голова в воде.

Дальше было очень много суеты. Дежурный на ресепшине долго не мог понять, чего от него добиваются две зареванные девчонки. Сказывался языковой барьер. Потом, когда до несчастного клерка дошло, какое еще «тело» мы имеем в виду, то бедный парень свалился в обморок. Еще бы, после ночного дежурства и такое услышать…

Вскоре приехала полиция, и место оцепили. Труп осмотрели и убрали с пляжа, но оцепление оставили. В море работали водолазы, искали улики. У нас по три раза взяли показания, напоили успокоительным, а потом оставили в столовой, препоручив заботам Сианны. Завтрак был в самом разгаре, но есть совершенно не хотелось. Перед глазами еще стояло неестественно застывшее тело, иссеченное глубокими царапинами. И жуткая улыбка на мертвом лице.