Зажги меня

– Джульетта, – тихо выдыхает он.

Его сердце бьется у моего уха, он обнимает меня, и я начинаю таять в этих объятиях. Я наслаждаюсь теплом такого знакомого тела, вдыхая аромат его кожи. Я сама обхватываю его руками, кладу ладони ему на спину. И даже не сознаю, что немые слезы уже заструились по моим щекам, пока он легонько не отстраняет меня, чтобы посмотреть мне в глаза. Он говорит, чтобы я не плакала, говорит, что все хорошо, что все будет в порядке, и я понимаю, что все это – чистая ложь, но мне все равно приятно слышать такие слова.

Он снова принимается изучать мое лицо, его ладони осторожно обхватывают мой затылок, так осторожно, чтобы не дотронуться до моей кожи. И тут воспоминания больно режут меня по сердцу.

– Не могу поверить, что ты действительно здесь, – говорит он надломленным голосом. – Не могу поверить, что все это происходит в реальной жизни…

Кенджи прокашливается и начинает:

– Эй, ребятки… Ваше исследование филейных частей друг друга не слишком приятно для глаз малышей.

– А я не малыш, – заявляет Джеймс, его явно обижают такие слова. – И ничего неприятного тут нет.

Кенджи резко поворачивается к нему:

– Разве тебя не раздражает это тяжелое дыхание, которое заполняет собой все вокруг? – И он делает небрежный жест в нашу сторону.

Я машинально отскакиваю от Адама.

– Нет, – так же категорично утверждает Джеймс, складывая руки на груди. – А тебя?

– Для меня это все просто отвратительно, да еще как!

– Ну, если бы ты сам в этом участвовал, то считал бы по-другому.

В комнате наступает тишина.

– А в твоих словах что-то есть, – наконец подхватывает Кенджи. – Может быть, ты поможешь мне найти достойную даму в этом дрянном райончике. Мне бы подошла любая в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти. – Он указывает на Джеймса. – Так почему бы тебе этим не заняться, заранее благодарю.

Похоже, Джеймс слишком серьезно и близко к сердцу принимает это задание. Он кивает несколько раз, после чего выдает свое решение:

– Хорошо. А как насчет Алии? Или Лили? – И он указывает на единственных женщин, присутствующих в комнате.

У Кенджи несколько раз открывается и закрывается рот, прежде чем он начинает говорить:

– Нет, малыш, спасибо, конечно. Эти две для меня уже как сестры.

– Как приятно это слышать, – говорит Лили, обращаясь к Кенджи, и я осознаю, что слышу ее голос впервые за все время. – Могу поспорить, что ты завоюешь всех подходящих по возрасту женщин только одним своим утверждением, что они для тебя стали как сестры. Уверяю тебя, что тут же выстроится целая очередь из желающих разделить ложе с твоей грязной задницей.

– Фу, как грубо, – фыркает Кенджи.

Джеймс хохочет.

– Ты видишь, с кем мне приходится иметь дело? – обращается к нему Кенджи. – Никто не любит бедолагу Кенджи. Я только все отдаю, отдаю и отдаю и ничего в ответ не получаю. Мне нужна такая женщина, которая сумеет оценить все это, – говорит он, проводя рукой вдоль своего туловища. Разумеется, что тут он явно преувеличивает. Ему просто хочется немного повеселить Джеймса, и его попытки пользуются успехом. Кенджи – единственная возможность немного посмеяться и расслабиться в этой тесной перенаселенной комнатенке. Мне кажется, что такое скопление людей и заставляет его каждый день совершать такие длительные пешие прогулки. Или, может быть, ему просто требуется горевать в одиночку и в тишине, там, где ни для кого он не покажется смешным.

Мое сердце стучит с перебоями, мне тревожно думать о том, как тяжело приходится Кенджи держаться молодцом, когда на самом деле он готов в любой момент распасться на части. Сегодня я впервые посмотрела на него с другой, неведомой мне ранее стороны, и это удивило меня даже больше, чем я могла бы предположить.

Адам сжимает мне плечо, и я поворачиваюсь к нему лицом. Он улыбается мне нежно и измученно, в глазах его светится одновременно и радость, и боль.

Из всех чувств, которые я могла бы и должна бы сейчас испытывать, сильнее всего меня пробивает чувство вины.

Каждый человек в этой комнате несет на себе тяжелейшее бремя. Короткие моменты легкости лишь изредка пронзают общее мрачное настроение, саваном окутывавшее весь дом. Но как только шутка проходит, горе возвращается на свое место. И хотя я знаю, что тоже должна скорбеть по погибшим, я не знаю, как именно это должно проявиться в моем случае. Они, в общем-то, все для меня были чужими. Я только-только начала дружить с Соней и Сарой.

Но, оглядевшись по сторонам, понимаю, что я единственная здесь, кто чувствует себя именно так. Я вижу, как линии печали от потери близких изменили лица моих друзей. Я вижу грусть, обволакивающую их до самых лбов, прорезанных морщинами. Что-то в глубине моей души подсказывает мне, что веду себя неправильно, должна стать одной из них, что я должна чувствовать себя такой же сломленной и побежденной, как и они.

Но я этого не ощущаю.

Я уже совсем не та девочка, какой была раньше.