Морин несколько раз говорила мамане, что Эшлинг как-то уж очень долго не может забеременеть.
– У нее ведь нет никаких причин откладывать!
– Совсем никаких, – согласилась Эйлин.
– Видит бог, у них полно денег. Медсестра могла бы приехать к ней на целых три месяца, как делают Греи, когда у них рождается ребенок. Проблема явно не в деньгах. – (Эйлин промолчала.) – Конечно, я не хочу лезть не в свое дело, – не унималась Морин. – Про такие вещи обычно не разговаривают… даже с собственной сестрой. Ты ведь понимаешь, ты никогда не поднимала эту тему.
– Я рада слышать, что ты это понимаешь, – ответила маманя.
– Просто мать Брендана спрашивала меня вчера, нет ли ребеночка на подходе, а я не знала, что ей ответить.
Маманя внезапно посмотрела на Морин и разразилась гневной отповедью:
– Надо было сказать старой грымзе Дейли проваливать к чертям собачьим!
– Маманя! – ошеломленно вскричала Морин.
– Извини, возраст у меня такой, менопауза началась. Почему бы тебе не пойти к свекрови и не обсудить с ней и это тоже?
Морин уставилась на нее в полном недоумении:
– Маманя, да что я такого сказала, что ты на меня взъелась?
– Ничего, – смилостивилась Эйлин. – Я и правда становлюсь старой ворчуньей. Чая выпьешь или побоишься, что я вылью его тебе на голову?
Морин с облегчением засмеялась:
– Маманя, ты иногда ведешь себя как полоумная. Ниам с ее проделками до тебя далеко!
Посылка от Элизабет привела Ниам в восторг. Она схватила лежавший на столике в прихожей сверток и помчалась к себе в комнату. Наконец-то, вот он, держащий форму, гордо возвышающийся, словно он и есть часть женского тела, белый атласный бюстгальтер на косточках и без бретелек, с широким поясом до самой талии. А еще шифоновая блузка лимонного цвета. Про бюстгальтер Элизабет ни словом не упомянула, так что письмо можно спокойно показать мамане. Элизабет такая хитренькая! Небось за столько-то лет привыкла проворачивать такие штуки для Эшлинг. Среди книжек сестры Ниам видела одну про половые органы, причем с совершенно другой обложкой. Видимо, Элизабет когда-то прислала ей эту книгу.
Ниам примерила бюстгальтер. Он очень естественно приподнимал грудь. Теперь можно надевать то платье с тонкими бретельками. Мамане она сказала, что его нужно носить с болеро, и маманя разрешила. Однако на самом деле Ниам и не собиралась надевать никакие жакетики. В конце августа Анна Барри с братом устраивают в гостинице вечеринку, которую все ждут с нетерпением. Ниам каждые четыре дня мыла голову осветляющим шампунем. Ей казалось, что если хорошенько подготовиться, втайне от всех, то потом весь мир ахнет. Именно так поступила Эшлинг на свадьбе в прошлом году. До того дня никто и не подозревал, какая она красавица, а теперь, даже если она перестанет причесываться и будет, как неряха, ходить в старом габардиновом плаще нараспашку, все равно останется красоткой. Странно, но так и есть: если однажды все решили считать тебя красивой, то потом всю жизнь будешь такой.
Ниам собиралась прийти на вечеринку с волосами, собранными в хвост, а затем снять болеро и распустить волосы, так что во время танцев все внезапно обратят на нее внимание. Вечеринка не выходила у нее из головы с самого начала школьных каникул. Она ждала результатов выпускных экзаменов. Папаня сказал, что если она получит три «отлично», то он разрешит ей поступить в университет. Она станет первой из семьи О’Коннор, кто будет учиться в колледже! Так что Ниам молилась до изнеможения.
Маманя хотела, чтобы она работала в лавке, но Ниам всячески отбрыкивалась, боясь, что, стоит начать помогать в семейном бизнесе, и обратной дороги уже не будет. Ниам мерещилось, как она годами сидит в маленьком кабинете, где когда-то работала Эшлинг и который уже целый год пустовал, поскольку ни один из новых помощников не прижился. Она думала, что если результаты экзаменов окажутся хуже ожидаемого, то по утрам она будет изучать машинопись и бухгалтерию в торговом колледже, а после обеда – работать в лавке. Эшлинг сказала, что в лавке стенография не понадобится, но как Эшлинг смеет вмешиваться?! Пусть собственной жизнью распоряжается и благодарит за то, что имеет! Ведь она получила то, что хотела, верно? Так почему она вечно торчит у мамани и забивает ей голову глупыми идеями, вроде той, что Ниам следует работать в лавке? И с чего она ходит гулять с Доналом? Почему бы не позволить Доналу найти себе собственных друзей?
Ниам думала, что в некотором смысле Эшлинг такая же унылая, как и Морин. Господи, да с такими примерами перед глазами кто вообще захочет замуж выходить?
Донал расстроился, что не получил ни письма, ни открытки из Рима.
– Когда Эшлинг поехала туда в первый раз, то целых три письма прислала!
– Да, но теперь там с ней вся семья. Они заняты рукоположением, и все такое. Эшлинг приходится ходить по струнке, – объяснил Шон. – Она не может в любой момент убежать, чтобы написать домой.
– Но хотя бы одно письмо она могла написать? Чтобы дать нам знать, как у нее дела, – проворчал Донал. – Без нее тут сдохнуть можно.