Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах

Он так и не узнал, откуда пришли пули, — сильно толкнуло в руку, плечо и в бок. Упал лицом в землю, никак не мог подняться и не понимал, почему не слушается правая рука.

Все же оказался на ногах, куда-то пошел, не чувствуя тела.

Шагал, падал, снова подымался, видя перед собой все ту же стену жаркого пламени, которая, казалось, окружала его. Шагал, боясь оступиться в какую-то яму, чудилось — она у него на пути…

Очнулся в машине от тряски, жары, страшной жажды и боли. Машина неслась по бездорожью. Его голова была на коленях Сони, медсестры.

Потом перенес 27-дневный плен, где наш врач, тоже пленный, ампутировал — вернее сказать, отпилил загнивающую руку. Была дезинтерия, трупы, целая яма с трупами, куда он однажды, выйдя ночью из помещения, где их держали, свалился. Раны гноились, часто впадал в беспамятство. И неизвестно, что это было, галлюцинация, явь? — за ним приходили партизаны.

Они вывели его из лагеря, охраняемого немцами. Вот ведут под руки, какой-то забор… сзади двое ребят с немецкими автоматами, один из них в кубанке… Вдруг немецкий патруль. Его прислоняют к забору, начинается перестрелка… Чей-то горячий шепот прямо в ухо:

— Ты извини, не вышло на этот раз. Мы за тобой еще придем.

Снова лагерь, беспамятство, жарко, жарко…

Что это было, он не знает до сих пор. Явь? Или галлюцинация?

Из плена вырвался, назвавшись стрелочником Красько, — 1 попал, мол, под бомбежку, где и потерял руку.

Был после этого 500-километровый пеший путь к своим, голод, холод — уже шла зима, — переход линии фронта. На 73-и — сутки после ранения попал наконец в свой госпиталь. Из госпиталя вышел только через два месяца.

И когда уже привык, что снова называют майором и, прежде чем обратиться, спрашивают, как положено, разрешения, когда почувствовал, что вернулся в армию, — комиссовали по чистой и отправили домой.

Вместо правой руки вдел в рукав новой шинели негнущийся протез. Сел в поезд, идущий на восток, к Уралу. Было начало 1942 года…

Он навсегда остался человеком из сорок первого, и сон ему всю жизнь будет сниться один и тот же: багровая стена пламени, которая сменится через несколько мгновений черной пустотой, куда он, раненый, падает, — пустотой бессознания.

Но, приехав к своей семье, эвакуированной в деревню под Пензой, Красовский не успокоился, не смирился со своим положением. Он требует восстановления в армии, доказывает всем, что кадровый военный может приносить пользу и будучи инвалидом. Пишет в Москву, потом едет туда… И вскоре становится заместителем начальника штаба дивизии запасных частей в Ижевске, а потом и начальником штаба.

Ижевск, Чебоксары, Калинин… — запасные части передислоцируются на запад…

С 1942 года Красовский готовит солдат и офицеров для фронта, делясь с ними богатейшими знаниями военного дела и непосредственным опытом схватки с врагом.

Победный 1945 год он встретил в Кишиневе.

В 1965 году, когда ЦК ВЛКСМ объявил начало похода по местам Боевой Славы, Е. И. Красовский возглавил поиск безымянных солдатских могил.

Глубоко личное, — он ведь тоже мог тогда, в августе сорок первого, безымянно лечь в землю, — слилось в его сердце с общей болью, а боль эта была огромна: тысячи и тысячи чьих-то отцов, сыновей, братьев ушли на фронт, погибли — и не найти их могил, потому что нет над ними никакого знака, кроме травы, деревьев и высокого синего неба, в котором носятся быстрые ласточки или проплывают белокрылые мирные самолеты.

Первый поиск Евгения Ивановича Красовского начался после письма из Волгограда — писала в Молдавию сестра жены комиссара полка И. М. Колесова. Писала с обидой: «…как может так случиться, чтобы комиссар полка, коммунист со стажем, пропал без вести? Неужели никто не знает о его судьбе? Я не верю, что этот человек ушел из жизни, не оставив в ней следа…»

В похоронке, полученной семьей Колесова в 1941 году, было сказано: «пропал без вести» — эта формулировка в то время б^ла очень распространенной. Все поиски жены комиссара ни к чему не привели. А она не хотела соглашаться: ее муж, комиссар Колесов, не мог ни «пропасть», ни тем более «без вести».

И Евгений Иванович это понимал. Он знавал комиссаров сорок первого, — в то время комиссаром полка мог быть только крепкий коммунист и бывалый солдат. О таких и разбилась в июне самая первая волна напавших на нас гитлеровцев, такие возглавили оборону Брестской крепости.

Итак, комиссар Чонгарского 109-го стрелкового полка, 74-й Таманской стрелковой дивизии, 48-го стрелкового корпуса И. М. Колесов. Погиб или «пропал без вести»?

Поиск был долог, в нем участвовало много, — чем дальше, тем больше, — людей. Во время этого первого поиска юные друзья Советской Армии впервые были названы следопытами.

Цепочка розыска привела в конце концов в Архив Советской Армии в городе Подольске, где было найдено, — права была сестра жены комиссара А. А. Дерюгина! — сообщение о гибели комиссара, а в газете 74-й стрелковой дивизии «Красный таманец> — заметка о подвиге Колесова.