Наряд 15 Виишоарской заставы в составе старшего наряда зам- политрука Георгия Климова и пограничника Кузьмы Шилова заступил на охрану государственной границы, в секрет, на стык с 14-й заставой, что находилась в селе Лопатник, в два часа ночи.
Два часа ночи — это самая темень. Приняли пост от Кириллова и Янчука, сообщивших, что все спокойно;; помолчали, оглядываясь вокруг. Привыкая к темноте, глаза стали различать очертания берега и кустов ивняка, чуть заметных на фоне неба.
— Тихо-то как! — сказал Шилов. — Река только и шумит.
— Это у нас тихо, — ответил Климов, — а там… прислушайся-ка! — похоже, румынам не спится.
Прислушались к далеким и непонятным звукам с румынской стороны.
— Может, они на ночной режим перешли?
— Кто их знает! У них ведь и днем суета.
— А вдруг учения?
— Вояки… — Климов пнул в сторону реки мешавший ему камешек. Спешил, шумел и плескался в берег Прут, изредка шелестели под налетавшим ветерком кусты, высоко вверху перемигивались звезды, и Шилову чудилось, что они сигналят друг дружке о чем-то, происходящем на земле и видном только им.
На той стороне взлетела ракета. Климов отвернул рукав шинели.
— Ровно четы… — он недоговорил, потому что на той стороне грохнуло, небо на мгновение осветилось, и к ним потянулись светящиеся дуги. В ту же минуту противоположный берег Прута ожил — засверкал огоньками пулеметов, автоматов и винтовок. Возле пограничников ухнул взрыв. Их осыпало землей, и Климов услышал, как на высокой ноте запели осколки, разлетавшиеся по сторонам.
Начальник 23-го Липканского Краснознаменного пограничного отряда Павел Корнилович Казак в субботу 21 июня работал в штабе допоздна и домой пришел после полуночи.
С ночью, огромной и звездной, неохота было расставаться, но сон требовал своего. Перед тем как войти в дом, Павел Корнилович еще раз вдохнул свежего, пахнущего близкой рекой и душистой июньской зеленью воздуха. Прислушался к далеким — с румынской стороны — звукам. Там, несмотря на позднее время, ворчали моторы, а порой в небо вырывался луч света. Что-то готовилось. Маневры? Провокация? Война?
Хотелось думать, что маневры, и все же начальник отряда еще раз мысленно проверил готовность застав к отражению нападения. Отрыты новые окопы, поставлены, где нужно, станковые пулеметы, пограничники предупреждены о возможности провокации, все наряды на месте…
Сон был глубок, как колодец, куда он провалился, едва коснувшись подушки. Но длинная цепочка телефонного звонка мгновенно подняла его наверх. По привычке глянул на часы: 4 часа 05 минут.
— Товарищ майор, докладывает начальник Виишоарской заставы Учу- ров! С румынской стороны по заставе ведется артиллерийский и минометный огонь!
Сообщение не особенно взволновало начальника отряда: последнее время границу часто проверяли офицеры из Управления погранвойск, они проводили учебные тревоги, поэтому майор Казак спокойно, только на то сетуя, что сегодня опять недоспит, спросил:
— Кто вам вручил вводную на эту учебную обстановку? — Он все еще думал, что обстрел Виишоарской заставы существует только на словах, что это — условие игры, на которую он должен откликнуться готовностью заставы к бою.
— Товарищ майор, какая вводная?! — закричал Учуров. — Докладываю действительную обстановку: часть помещений заставы горит, личный состав занял оборону — противник ведет ружейно-пулеметный огонь, пытается переправиться через реку!
Через мгновение начальник отряда был во дворе. Небо уже серело, вверху слышалось рычание сотен моторов — через границу на восток шли немецкие самолеты.
Это была война. Война!
— Застава! В ружье!..
Часовой на вышке Липканской заставы крикнул: «Воздух!»
На заставу шли три немецких самолета. Два из них развернулись на штаб отряда, а третий открыл пулеметный огонь по заставе.
Пограничники ответили огнем, левый мотор самолета задымил, нарушитель отвернул на румынскую сторону, оттуда скоро донесся гул взрыва.
Может быть, это был первый вражеский самолет, сбитый нашими.
В тот же момент по Липканской заставе стали бить с румынской стороны пушки и минометы. Загорелся склад с боеприпасами…
«Хотите знать, как началась война?» — спрашивал в письме бывший командир отделения пограничников Николай Иванович Ганул. Он со своими бойцами находился тогда в укрытии перед самым мостом и лежал за станковым пулеметом «Максим».