Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах

Приказав пулеметному расчету прикрыть меня огнем, перепрыгнул через ров и бегом достиг окопов перед мостом — они были в 30–40 метрах от пулемета. Там залегли наши бойцы.

Я дал им команду зарядить гранаты и приготовиться к атаке. Тем временем перевязал раненую правую ногу.

Атака! В немцев полетели гранаты, я выскочил на насыпь и, беспрерывно ведя огонь из ППД, побежал к мосту. Снова ранен, дважды, навылет — упал на наши пулеметы, вытолкнутые немцами из блокпостов…

Швырнул все же две гранаты в немецких автоматчиков. Их взрывом разметало, а я успел поставить пулемет на место и дал очередь по поднявшимся в атаку немцам.

Потом перенес огонь на фашистов, разбиравших завал на мосту. Теперь мост был спасен и от врага очищен.

Я взялся перевязывать свои раны. Разорвал на полосы рубашку и гимнастерку. Только успел перетянуть, как немцы и румыны снова пошли на приступ. Но на этот раз не взводом, как в первый раз, — весь мост был заполнен наступающими.

Я встретил их сплошным огнем из пулемета — и немногие вернулись назад…

Вот так около десяти часов я провел на мосту с двумя пулеметами «Максим» и моим ППД, отбивая атаки противника.

Под вечер, видя, что мост не взять с ходу, по блокпосту, где я находился, захватчики открыли артиллерийский и минометный огонь. Один из снарядов попал прямо в блокпост, и я был сброшен с моста под насыпь, к воде. Лежал долго, без сознания, пока ко мне не подобрался наш военфельдшер Клим Гордеев и не перетащил к своим.

Вместе со мной тем же снарядом скинуло под мост румынского офицера и немецкого солдата — они, видать, подползали ко мне. Их взяли в плен, и они дали ценные сведения…

Этим, ребята, и закончился для меня первый день войны…

Еще одно: форму с того, взятого в плен румынского офицера, наши использовали, но как — я уже не знаю…»

— Вот как все, оказывается, было… — сказал Петр Иванович, когда Наташа кончила читать.

— Ух ты! Я будто сам был у моста и всех видел, — отозвался Вова Кор- чмарюк.

— И я, — поддержала его Лариса Косташ. — А старшина-то каков! И по самолету стрелять, и боеприпасы спасать, и в атаку…

— Там такое творилось! — объяснял знаток военного дела Витя Мельничук. — Сверху самолеты на тебя, снаряды летят, мины, по мосту пехота с автоматами бежит — любой растеряется. А он…

Странная вещь случилась за то время, пока читали письмо Бутина! Старшина будто бы переселился на экран кинотеатра. Бежит, стреляя из автомата, к блокпостам… Валится, раненый, на пулеметы… Пули вжикают над головой, взбивают вокруг фонтанчики пыли… Толпа фашистов заполнила мост… Бутин, едва успев перевязать раны, поливает немцев то из одного пулемета, то из другого, давая первому остыть… Даже лицо старшины, приникшего к «Максиму», видели ребята: мокрое от пота, грязное, со зло сощуренными глазами… И падающих на мосту наступающих немцев…

На том самом мосту, который, стоит перевести глаза со школьной доски на окно, увидищь за зеленью деревьев.

* * *

Но это был всего лишь один день из жизни Сергея Бутина. А другие его дни? Ведь о них-то и советовала узнать Евдокия Яковлевна Рачкевич.

Ответ на это Наташино письмо был краток — Бутин писать о себе не любил.

После боя 22 июня 1941 года четырежды раненный старшина попал в госпиталь. Сначала в один, потом в другой… 10 месяцев он пролежал в Тбилиси, после чего его демобилизовали. Из госпиталя он вышел хромая, была изуродована рука.

Как коммунист и пограничник бывший старшина откомандирован в Ростов, в местное отделение НКВД. А когда немцы подходили к Новошахтинску, липканский пограничник получил задание возглавить подпольную организацию среди шахтеров. Бутин — его кличка теперь Серый — создает в Новошахтинске боевую группу, которая действует полгода. Однако за это время шахтеры захватывают власть в городе и передают ее Красной Армии, когда та подходит к Новошахтинску.

Видно, с тем же бесстрашием и с той же военной сноровкой, что и в Липканах, действовал Бутин в шахтерском городке!

Ну а что делал, как жил Сергей Васильевич после войны?

Учился, стал директором машиностроительного завода в Новгороде. А когда ранения, полученные в Липканах, все больше дают о себе знать, переходит на должность начальника цеха…

Такой предстала перед ними судьба человека, которого Евдокия Яковлевна Рачкевич, комиссар авиационного полка, назвала настоящим человеком.

Когда ребята вновь и вновь говорили о Бутине, когда перечитывали его письма — замечали то, что прошло мимо них раньше. Например, что Сергей Васильевич ни слова не сказал о себе в связи с подожженным немецким самолетом. Он написал: «застава ответила огнем».

И про склад боеприпасов — о том, что именно он первым кинулся выносить их из огня и\поднял на это бойцов, — ни слова. Он написал: «когда мы с Науменко и Медведевым спасали боеприпасы…»

Там, гДе Бутин действует вместе с другими, он говорит: «застава» или «мы», никак не выделяя себя, хотя в обоих случаях он был первым, подавал пример.

И это добавляло к облику старшины еще одну черточку. Черточку, присущую настоящим людям.

Бой продолжается. Бросок в тыл