Зажигая пламя

– Парк имени Горького, да. Центральный вход… – К нам подходит Егор, говоря с кем-то по телефону. Он проводит рукой по халату женщины, ощупывая карманы. – Нет, документов с собой нет. Хорошо, ждем.

Сбросив вызов, Грозный поворачивается к мужчине.

– Я вызвал полицию. Сейчас подъедут.

– Ну, тогда я пойду, – отступает прохожий, с опаской взглянув на татуировку черепа, выглядывающую из-под футболки Егора.

– Иди, – презрительно дергает верхней губой парень.

Мужчина уходит. Мы с Егором сталкиваемся взглядами. В его глазах – явное недовольство, а в моих наверняка можно разглядеть благодарность. За то, что он все-таки решил поучаствовать в этой ситуации.

Полиции нет очень долго. Женщина просит пить. Егору приходится купить для нее бутылку воды. Потом она хочет в туалет – я веду ее к кабинкам.

– Нравится возиться с убогими? – язвительно говорит Гроз, когда мы возвращаемся обратно.

– Это нормально – помогать тем, кто в этом нуждается! – чеканю я.

– Да уж… – Он передергивается и отворачивается. Смотрит на часы, потом на центральный вход и едва слышно бубнит себе под нос: – Долбаные тридцать пять минут моей жизни в труху!

Видимо, именно столько ехали полицейские, которые наконец-то появляются на аллее.

– Наша беглянка, – говорит один из подошедших.

Второй хмурит брови:

– Точно она?

– По описанию подходит, – растерянно чешет затылок полицейский. – Тем более до больницы тут рукой подать. – Он склоняется к лицу притихшей женщины. – Вера Григорьевна?

Она хлопает глазами с намеком на положительный ответ.

– Пройдемте с нами, – подключается второй полицейский, помогая ей встать.

– Я хочу домой, – говорит женщина.

– Ага, точно. Домой и отвезем, – с явной иронией произносит один из них, а потом смотрит на меня. – Спасибо, молодежь.

Полицейские уходят. Егор стоит молча, скрестив руки на груди. Поза оборонительная. Лицо застыло в угрюмой гримасе.

– А мы разве не должны что-то подписать? – Я перевожу растерянный взгляд с парня на удаляющуюся троицу и обратно.

– Мы уже все сделали, мышь. Пошли в машину. – Грозный направляется к выходу из парка, но я торможу его, схватив за кисть.

– Нужно забрать плед.

– Уже забрали без нас, – безрадостно хмыкает он и шагает по дорожке.

Что значит «забрали»? Кто? Украли?!

Тороплюсь за Егором. Вроде бы я хотела сбежать от этого типа и уехать домой. Видимо, даже собиралась попасть в собственную квартиру, забравшись через соседский балкон, потому что ключ остался вместе с остальными вещами на даче Юлианы.

Но тогда я хотела удрать на эмоциях. А сейчас совершенно точно хочу остаться, потому что… Мне нужно понять, что же не так с этим парнем!

19 Гроз

Прибавляю звук на магнитоле до упора. Чтобы заглушить все мысли. Вообще вытравить их из головы!

– Убавь! – кричит Алина.

И не подумаю.

Девчонка закрывает руками уши. Прожигает мою щеку испепеляющим взглядом.

Бесит! Все бесит! Бесит ее доброта и проницательность! Бесит, что она увидела мою потребность в матери!

Мне же не пять лет, черт возьми! Мне не нужно утирать сопли! Не нужно меня жалеть!

Мышка сама тянется к магнитоле. Водит по сенсорной панели пальцем, убавляя звук. Теперь я слышу, как долбит в ушах собственное сердце.

Тянусь, чтобы вновь прибавить громкость, но Алина хватает меня за руку. Между нами разгорается настоящий поединок: я вырываю руку, она вновь хватает; вырываю снова и несильно ударяю девчонке по пальцам. Она бьет в ответ. И все это на бешеной скорости, ведь мы успели выскочить на шоссе.

Черт!

Хватаю ее руку, насильно переплетаю наши пальцы и припечатываю тыльную сторону ее ладони к своему бедру. Звук я так и не прибавил. Будем считать, что Алина выиграла. Но и я тоже.

Сжимая ее кисть, бросаю взгляд на мышку. Она возмущена, пытается освободиться.

Бесполезно. Я держу очень крепко.

Алина сдается. Дальше едем молча, держась за руки. Сердце долбит еще быстрее и громче, но резко замирает, когда мышка произносит:

– Почему ты решил, что эта женщина твоя мама?

– Потому что, – сухо бросаю в ответ.

Краем глаза вижу, что Алина обиженно надувает губы.

Сворачиваю с трассы, не сбавляя скорости, и машина летит по узкой дороге мимо озера. В его прозрачной глади отражается луна.

– Егор, – деловито начинает Алина, – для начала отпусти мою руку.

– Давай дальше. Что еще тебе нужно? – Потому что руку я отпускать не намерен.

Она такая маленькая, нежная, хрупкая…

– Я хочу поговорить о случившемся, но… Все, о чем я спрашиваю, оказывается для тебя больной темой, – продолжает девчонка.

Твою мать… Что?

Резко вжимаю тормоз, останавливая тачку возле въезда в поселок. Отпускаю руку девушки и выбираюсь из «бэхи». Алина выскакивает следом.

Меня трясет… В ярости пинаю по колесам.

Вашу мать! Больные темы, да?! Да что она вообще знает обо мне?!

– Да что такого я сказала?! – кричит девчонка.

Резко развернувшись к ней, выпаливаю:

– Я подумал, что это моя мать, потому что последний раз, когда я ее видел, она выглядела примерно так же, как та оборванка! Как бомжиха! От нее воняло помойкой! Тухлой рыбой! Спиртягой! Скажи мне, мышь, может ли любовь довести человека до такого состояния?