Зажигая звезды

Я знаю, что Бель не любит рыбу, поэтому здесь есть все, кроме нее. Нам не приходится долго раздумывать, что приготовить, потому что как только она видит сыр и макароны, ее глаза загораются. Мое решение не проводить свидание в ресторане Мишлен все больше набирает положительных очков.

Наше взаимодействие на кухне — это сплошная мешанина движений и прикосновений. Мы словно играем в твистер, путаясь в конечностях.

Когда она очередной раз якобы случайно роняет вилку и наклоняется к ней самым невинным образом, граничащим с эротической пыткой, мое терпение лопается, как воздушный шар.

— Ты доела? — спрашиваю я, вдыхая через нос.

— Кажется да, — ухмыляется она с другого конца стола.

— Отлично.

— Великолепно.

Я вскакиваю со стула, роняя его с грохотом на пол. Ширинка на моих штанах готова разойтись от запредельной температуры. Бель прерывисто выдыхает. Мое тело гудит. Я хватаю ее за талию, поднимая со стула одной рукой. Бель с присущей ей гибкостью без труда обхватывает меня ногами. Она — это самое ценное, что мне когда-либо доводилось держать в руках.

Стена сотрясается, когда я прижимаю Бель к ней спиной, и на секунду мне кажется, что мои порывы слишком сильны и могут причинить ей боль. Но Бель не теряется, хватает меня за волосы, притягивая к своим губам.

— Ты добивалась моей решительности, когда стучала по полу вилками, приветствуя соседей? Скоро они точно услышат тебя, не сомневайся, — шепчу я. — Чего ты хочешь, Бель?

Она прикусывает губу, явно заставляя себя молчать. Я бы мог уже давно уложить ее на кровать и воплотить все свои желания в жизнь, но если есть шанс услышать, как она требует от меня заняться с ней сексом — грех отказываться от этого. А я не собираюсь больше грешить.

— Возможно, ты хочешь, чтобы мы закончили наш ужин, — я прикусываю нежную кожу на ее шее, — или… может тебе пора домой, ведь завтра рано вставать? — Мои пальцы поддевают бретельки ее платья, спуская вниз. Зажатая между мной и стеной, она дрожит, краснеет и возбуждается. Я стараюсь изо всех сил сдержать свою ответную пульсацию во всех местах. — В девятнадцать лет ты была смелее. Скажи мне, чего ты хочешь. Как в первый раз.

Я прижимаюсь к ней тазом, роняя голову на ее плечо, чтобы заглушить вырывающийся стон.

— Займись со мной сексом. Ты и я. Прямо сейчас.

Я набрасываются на нее, как животное, которое не кормили годами. Рука находит ее горло, скользя вниз по бархатной коже. Наши губы не отрываются, языки борются друг с другом за власть.

Голова откидывается назад в экстазе, когда Бель прикусывает линию моей челюсти. Я возвращаю свои губы к ней, каждое движение ее языка заставляет задыхаться от наслаждения.

Насколько стыдно в двадцать пять пасть в оргазме лишь от поцелуя?

Я переношу ее в спальню, разрывая по пути бретельку платья, чтобы поцеловать грудь. Куплю новое. Тысячу новых.

Каждый звук, издаваемый Бель, не просто опьяняет. Он — огонь, прожигающий мои нервные окончания. Экстракт, залечивающий раны.

Мы врезаемся в стену спальни, и я понимаю, что мне нужно больше.

— Разворачивайся, руки на стену, — командую я. Она повинуется, прислоняя дрожащие руки к стене. — Ноги на ширину плеч.

Я поднимаю ее юбку до талии и опускаюсь на колени перед единственной женщиной, достойной этого.

Глава 42

Аннабель

Низ живота сжимается, а между бедер возникает пожароопасная ситуация. Леви стягивает трусики вниз по ногам, и я чувствую прохладу воздуха. Не уверена, сколько еще смогу простоять в вертикальном положении, хотя он даже не коснулся меня. Его дыхание опаляет кожу бедра, посылая очередной разряд дрожи. Я хочу сдвинуть ноги, чтобы хоть на секунду унять пульсацию, сводящую с ума. Леви не позволяет сделать этого, прижимая свою ладонь к пояснице, заставляя меня прогнуться. Эта позиция интимно обезоруживающая. Мое естество перед его лицом, и да простят меня все святые, но это еще больше заставляет мой живот сжиматься от возбуждения.

Леви крепко обхватывает мое бедро и одним движением языка от клитора до входа поднимает меня к небесам. Я издаю стон и чувствую, как он посылает похожий гул в нервные окончания. Кажется, еще чуть-чуть и ногти на руках сломаются оттого, как сильно мне приходится упираться в стену. Ладонь Леви притягивает меня ближе, заставляя раствориться в теплоте. Низ живота отзывается на каждый умелый пируэт, выполненный языком Леви. Если это можно считать фуэте, то он получает главную роль.

Мои ноги дрожат, лоб упирается в стену для равновесия, когда я чувствую, что приближаюсь к кульминации этого акта. Шлепок ладони по ягодице, как укол адреналина, возвращает меня к жизни, чтобы два погрузившихся в меня пальца стали смертью. Хриплый крик отлетает от стен, когда внутри все сжимается, и я падают в его крепкие руки.

— Вы слишком слабы, это было даже не тридцать два вращения, Аннабель Андерсон, — шепчет Леви мне в шею, опуская меня на кровать.