Зажигалка

— Откуда он, черт побери, брал весь растительный брак, который всучивал людям за большие деньги? Ведь не от той женщины, у нее и участок небольшой, и товар первоклассный. И она сама возмущалась его махинациями. Откуда он брал бракованную сирень с красными полосками — специально помечал, что бракованная, паршивец, пусть ему земля будет пухом. Где раздобывал хвойные, с пересушенными корнями, подыхающие от болезней кусты, луковицы тюльпанов, подлежащие уничтожению как распространяющие заразу? Разумеется, из отбросов. Я случайно знаю, как должны выглядеть нормальные луковички.

Комиссар только слушал, сержант проявлял полное понимание и сочувствие к пострадавшим, в том числе и ко мне. Тут я переключилась на огромные суммы в счетах, которые негодяй мне предъявил, причем не постыдилась полностью признаться в собственной тупости и полной дурости, раз у меня железное алиби. Ладно, пусть выгляжу как разъяренная кретинка, раз такой оказалась в общении с профессиональным мошенником. Не будь у меня алиби, наверняка комиссар поставил бы меня во главе шеренги подозреваемых в убийстве. В состоянии аффекта, но все же убийства.

С полицейским же я поделилась сообщением, что подозревать пана Кшевца стала еще до своего отъезда, поэтому, уезжая, строго-настрого запретила тем родным и близким, на кого оставляла дом, пускать сюда этого проходимца. В подробностях описала, кому именно запретила. Боюсь, комиссар не раз делал попытки прервать мои излияния, но это было бы все равно что остановить разогнавшийся локомотив. Или прекратить извержение вулкана. Теперь я уже не лгала, меня и в самом деле понесло от всего, что я вытерпела от покойника, а тут подходящий случай выдавить из себя весь бушующий стресс.

Как только я сделала паузу, чтобы вдохнуть воздуха, он сразу же вставил свой вопрос:

— И вы полагаете, что есть еще и другие люди, так же пострадавшие от Кшевца и так же, как вы, разъяренные?

Я немного притормозила.

— Чтобы такие же разъяренные — не поручусь, у меня вообще весьма эмоциональный подход ко всякого рода несправедливостям, ко мне ли или вообще ко всему польскому народу, вот как сейчас у нас… Ладно, не будем отвлекаться. А вот пострадавшие, вроде меня, наверняка были. И знаете, я очень вам сочувствую. Тут ведь перед вами явно два мотива. А страсть садовода-огородника к своему садику и вообще участку по силе выражения вполне может быть приравнена к любовной страсти. И в результате это могло привести к одинаковым последствиям, я говорю об обмане им женщины, влюбившейся в него, и маньяка-садовода, помешанного на… ну, скажем, барбарисе. И возраст и пол могут быть самыми разными. И я очень рада, что не нахожусь на вашем месте.

И в этот момент одновременно зазвонили оба моих сотовых.

— Извините, — сказала я вставая. — Это наверняка по работе. Вы же пока обдумайте все сказанное мною. И знайте — я не отказываюсь отвечать на любые вопросы.

Я перешла в кабинет. На экранчике одного мобильника я увидела надпись — звонила Юлита, по другому звонил пан Ришард. Господи, что там еще у них стряслось?

— Ну? Говорите! Что?

Сдавленным голосом Юлита с трудом вымолвила:

— Там был и застал нас брат пана Мирека. И забрал… свои… вещи… фотографические… И мы не знаем…

Одновременно в другое ухо бубнил пан Ришард:

— Пани Иоанна… такая неожиданность… там оказался… и принял нас за грабителей…

Я не стала ждать продолжения. Ясно.

— Помолчите и слушайте! У меня сейчас менты, но мы уже кончаем конференцию. Приезжайте немедленно, посоветуемся. В крайнем случае, холера, отдам ему их зажигалку, ведь она может стать гвоздем, вбитым в наш общий гроб. Только издали посмотрите, уехали ли уже от меня полицейские.

Юлита тихонько ойкнула, пан Ришард отключился молча. Я вернулась в гостиную. Было неприятно сознавать, что вот опять приходится что-то скрывать от полиции. Черт побери, и это как раз тогда, когда мы ни в чем не повинные, словно лилии белые. А вот в показаниях приходится выкручиваться и плести чушь, и наносить вред… как лучше сказать? Во всяком случае, мы здорово мешаем полицейским в их работе. Тут еще их печати сорвали. Но правды сказать органам правопорядка не можем, какой полицейский поверит такой белиберде?

В данный момент комиссар опять принялся за Марту и, судя по упрямому (чуть не сказала — остервенелому) выражению его лица, твердо вознамерился прижать ее к стенке. Глянул на меня и открыл рот, но тут опять зазвонил мой сотовый. Посмотрела на экранчик. Малгося.

— Марта у тебя? — спросила она, не дав мне отозваться.

— У меня.

— Тогда мы тоже немедленно едем к тебе.

И отключилась, а я им про ментов не стала говорить. Должны сами догадаться. Комиссар опять о чем-то хотел меня спросить, но, подумав, закрыл рот, только во взгляде его было что-то странное. Наверняка ему в голову пришла какая-то гениальная мысль, потому что он тут же поднялся, свернув дознание, и, даже не пытаясь скрыть, что страшно спешит, бросил: пока они уезжают, но еще вернутся. Через минуту их уже не было.