Зажигалка

Он застал его дома. Дом — не дом, а потрясающая резиденция, ибо теннисист был председателем знаменитой фирмы, в объявлениях и телефонных книгах обозначенной коротким, но веским словечком «ТРЕВОГА». Судя по всему, фирма работала отлично, люди всё больше нуждались во всяких установках, поднимающих тревогу, так что ее председатель мог себе позволить пожить в свое удовольствие. Сейчас, в полдень, он неторопливо расправлялся с завтраком на солнечной террасе. Не терпящие отлагательств дела решил по телефону еще ранним утром, а важные встречи перенес на вторую половину дня. Комиссара встретил приветливо, сразу предложил кофе, чай или чего покрепче. Есть всё, было бы желание.

Вольницкий выбрал кофе, за ним легче говорится, можно сделать вид, что приехал коснуться лишь ничего не значащих вещей. Да вообще-то оно, по сути, так и было.

Отхлебнув кофе и вздохнув, он начал:

— В воскресенье вы играли в теннис с Мирославом Кшевцем.

Хозяин дома сразу перестал приветливо улыбаться и озабоченно вздохнул:

— О, холера! Никогда не известно, что принесет день грядущий. Знай я, что его в тот день кокнут, ракетки бы не взял в руки. Но богом клянусь, от меня он живой уезжал! У меня и свидетели есть.

Вольницкий не стал задавать лишних вопросов, откуда, мол, ему стало известно о трагической гибели Мирослава Кшевца. Он знал, как быстро расходятся вести о смерти людей, чем либо знаменитых. Председателю могли позвонить и двадцать человек, и даже сто. Комиссар предпочел сразу перейти к делу.

— Кстати, о свидетелях, — как можно конфиденциальнее произнес он. — Я говорю с вами откровенно, учтите, но мы располагаем данными, ч то кое-кто из свидетелей может быть и причастен…

— Да что вы! — всплеснул руками председатель,

— А вы за всех из них можете с чистой совестью поручиться? Все они — сплошь друзья покойного?

И в этот момент на террасу выплыло волшебное явление — чутко подслушивающая супруга председателя. Тоже, должно быть, спешила к утреннему кофейку, да вовремя остановилась. Супруга была очаровательна в утреннем наряде и с утренним же превосходным макияжем. На ней было наброшено нечто вроде свободного кимоно, сверкающего серебряными нитями и почему-то заставляющего предполагать, что под ним кроется нечто чрезвычайно аппетитное и привлекательное.

Мадам с ходу включилась в разговор:

— О, ни в коем случае! Ты, Владик, никогда не ручайся за всех людей. Сам честный, так, думаешь, и все остальные такие?

И, уже обращаясь прямо к комиссару, вскочившему, чтобы поцеловать милостиво протянутую ручку, добавила:

— Мы ничего не скрываем, но ведь и чужие люди видели, а откуда моему мужу знать всех, кто пялился на них тогда? Мой муж, пан старший комиссар… ах, просто комиссар? Ну, все равно, мой муж — ну словно дитя малое, уж мне ли не знать, даже головы не повернет, если кто и начнет рычать и лаять…

— Но, Люсенька…

Люсенька же молнией пролетела по террасе к бару, налила себе коньячка и уже сидела рядом с мужчинами за утренним кофе. Вольницкий еле успел занять свое место.

— Вы, пан комиссар, меня спрашивайте. Они после своего тенниса… ладно, не стану выражаться, но ничегошеньки вокруг себя не замечают. Что тут стояли и сидели знакомые — это одно, и Болек со Стефаном даже пари заключили, кто выиграет, но за загородкой много всякого незнакомого народу было. Букеляк со своим псом явился, и бедную псину до умопомрачения довел, ведь тот привык за мячами бегать, так он его еле удерживал…

С трудом изгнав из головы образ какого-то Буколяка, вырывающегося от псины, комиссар постарался сосредоточиться и не очень придираться к форме изложения хозяйки, стараясь ухватить лишь смысл. А та тараторила не переставая:

— …и ни один не заметил, как страшилка забирается в машину Мирека.

Короткий перерыв на глоток коньяка пан председатель использовал по назначению:

— Моя жена очень наблюдательна, проше пана, может быть, несколько чрезмерно, но я все фамилии сообщил тому вашему сотруднику из полиции, который тут всех нас расспрашивал…

— И вовсе не всех! Меня не расспрашивал! — взъерепенилась Люсенька. — Я даже не знала, что он здесь был и допрос проводил.

— …и всех записал, даже нашу кухарку допросил, даже нашего садовника, — пытался докончить фразу председатель.

— Да много твой Ясь знает! — презрительно бросила мужу супруга. — Геня — другое дело, она себе на уме, но из кухни мало что увидишь. А я тут была, и у меня глаза на месте! Вот там стояли машины, — показала она пальцем место, где и Вольницкий оставил свою машину. — А она сзади подобралась, согнулась, чуть не на карачках, украдкой! И ничего мне не сказали! Если бы не Геня, я бы вообще не знала, что тут проводится такое замечательное расследование!

— Но, Люсенька, ведь тебя не было, когда с нас снимали показания…

— Не было, не было! А тогда-то я была, в самый главный момент! И мог ваш мент… пардон, ваш человек немного меня подождать и расспросить.

— До полуночи подождать?

— Подумаешь какое дело, ночь, полночь, ведь дело идет о смерти человека!