Заживо погребенный

— Я полагаю, мэм, — продолжал Генри, адресуясь к Элис важным тоном, как если бы она была многолюдной паствой, — что по крайней мере вы с моим отцом… э-э… живете вместе под одной фамилией… э-э… мистер и миссис Лик?

Элис только брови подняла.

— Все это сплошное недоразумение, — нервно вмешался Прайам. Но тут его осенила блестящая идея. — Можно подумать, что в целом свете существует один-единственный Генри Лик!

— Вы на самом деле узнаете моего мужа? — вступила Элис.

— Вашего мужа! — Мэтью был возмущен.

— Ну, не то что я его узнала, как он был, — сказала истинная, законная миссис Лик. — И он ведь меня тоже не узнал. Тридцать же лет прошло!.. В последний раз, когда я его видела, ему всего-то двадцать два, или двадцать три года было! Но он того же самого типа мужчина, и глаза у него такие же. Вы только гляньте на Генри моего глаза, а вдобавок я двадцать пять лет назад слыхала, что он на службу поступил к мистеру Фарлу, он что ли художник, или кто, ну, которого в Вестминстерском аббатстве схоронили. И все в Патни знают, что этот джентльмен…

— Джентльмен! — сердито проворчал Мэтью.

— Слугою был у Прайама Фарла этого. Все говорят.

— Полагаю, вы не станете опровергать, — проговорил Генри-младший, — что едва ли Прайм Фарл держал двух слуг по имени Генри Лик?

Сломленный этим сократовским доводом, Прайам молчал, тиская собственные колени и глядя на огонь.

Элис подошла к буфету, где держала лучший свой фарфор и вынула оттуда еще три чашки с блюдечками.

— Не попить ли нам чайку, — сказала она преспокойно. Потом достала чайницу и положила в заварочный чайник семь ложечек чаю.

— Спасибо вам большое, — простонала подлинная миссис Лик.

— Мать, не сдавайся! — увещевали ее викарии.

— А помнишь, Генри, — хныча, обратилась она к Прайаму, — как ты сказал, что ни за какие коврижки ты в церковь не пойдешь жениться? А я тебе уступила, всегда я тебе уступала, помнишь? А помнишь, как крестить ты не хотел маленького, бедненького Джонни? Теперь-то я надеюсь, что твои понятия переменились? И до чего же странно, ну до чего же странно, что двое твоих сыновей, и как раз те, кого ты до нынешнего дня в глаза не видел, оба они служат церкви! А все ему благодаря, Джонни, это он им обеспечил. Если б я тебе рассказала, чего мы только натерпелись, ты бы не поверил. Они же в писарях служили, и писарями им бы и оставаться веки вечные, кабы не Джонни. Но Джонни — он всегда умеет зашибить деньгу. Все — дело его инженерное! И вот, пожалуйста, Мэтью в соборе Святого Павла служит, в год пятьдесят фунтов огребает, а у Генри, у того приход в Бермондси будет, — в тот месяц обещали, и за все спасибо Джонни! — она уронила слезу.

Джонни, в углу, до сих пор себя ничем не проявивший, кроме стука в дверь, строго придерживался политики невмешательства.

Прайам Фарл, раздосадованный, оскорбленный, ничуть не тронутый сей повестью, только плечами пожал. Его одушевляло одно желанье — вылететь в окно, подальше от потомства своего покойного слуги. Но летать он не умел. Могучий Джон сидел слишком близко к двери. И он опять пожал плечами.

— Да, сэр, — сказал Мэтью, — вы можете сколько угодно пожимать плечами, но вам не отменить нашего бытия на этом свете. Мы существуем, и ничего вы с этим не поделаете. Вы — наш отец, и, признаюсь, мы некоторым образом должны бы вас уважать. Но как вы можете рассчитывать на наше уважение? Чем вы его заслужили? Не тем ли, что измывались над нашей матерью? Не тем ли, что бросили ее самым жестоким, бесчеловечным образом и предоставили ей одной бороться с трудностями жизни? Не тем ли, что покинули детей своих, рожденных, равно как и нерожденных? Вы двоеженец, сэр, обманщик женщин! Бог знает…

— Вы хлебца не поджарите, — Элис прервала сей страстный поток красноречия, всунув вилку для тостов ему в руку, — пока я чай буду заваривать?

Новый способ осаживать мустанга на всем скаку, но он подействовал.

С некоторой небрежностью держа вилку над огнем, Мэтью озирался, выказывая свой праведный ужас и прочие чувства.

— Смотрите, не спалите, — сказала Элис ласково. — Может, на скамеечку бы присели? — тем временем она налила кипящей воды в чайничек, прикрыла его крышкой и глянула на часы, засекая ту точную секунду, когда начался процесс настаивания.

— Разумеется, — выпалил Генри, близнец Мэтью, — стоит ли говорить, мэм, что мы вам горячо сочувствуем. Вы оказались в… э-э…

— Это вы про меня? — отозвалась Элис.

И слышно было, как Прайам упрямо бормотал себе под нос:

— В жизни ее не видывал! В жизни не видывал эту женщину!