Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир

От отца Николай Константинович направился к Фанни. Ей передал содержание разговора с отцом. Любимая выразила недовольство тем, что он тоже хочет найти вора. В ответ Ники высказал предположение, что им мог быть Савин. Тем более, что после той сцены в матушкиной спальне корнет, как сквозь землю провалился. Его нет ни дома, ни во всех злачных местах. В заключение сказал, что она наверняка знает, кто украл брильянты.

Фанни бросилась к нему на шею и с рыданиями стала умолять поскорее отсюда уехать…

Так выглядит этот эпизод в версии Михаила Греческого.

Не пойман — не вор, но…

В те годы Петропавловская крепость считалась одной из самых страшных тюрем в России. В её тёмных, сырых, холодных, заливаемых во время наводнений подвальных камерах томились княжна Тараканова, декабристы, Чернышевский, соратники Софьи Перовской и некоторые таинственные узники.

Жандармы привезли в крепость арестованного капитана Ворповского. Здесь ему устроили допрос. На вопрос, как к нему попали брильянты, адъютант стал говорить о нищей старухе. Повторяясь, он путался в деталях. Тогда ему к голому животу приложили раскалённый уголёк. После этого Ворповский рассказал другое…

В дополнение к воспоминаниям графини Клейнмихель по версии биографа великого князя Николая Константиновича дальнейшие события происходили в Мраморном дворце. Тогда в кабинете великого князя Константина Николаевича кроме него самого находились Ники и граф Шувалов.

«— Ваше императорское высочество, — сказал великому князю Николаю граф сокрушённо-вежливо, — я вынужден предъявить вам обвинение в похищении брильянтов её императорского высочества великой княгини.

— И кто же вам дал подобные показания? — просил с улыбкой великий князь Николай.

— Адъютант вашего императорского высочества, капитан Ворповский. Он показал, что вы сами передали ему брильянты для продажи процентщику.

— Это неправда.

— Это правда-с.

— Этой правды вы добились, по-видимому, правдами и неправдами. Скорее всего неправдами.

— Оставьте зубоскальство, ваше высочество. Преступление совершили вы.

— Ложь! Обвинение без доказательств есть ещё большее преступление!

— Я устрою вам очную ставку с Ворповским.

— Устройте! Ворповский, впрочем, и под пытками не солжёт.

Великий князь Константин Николаевич всё более верил в невиновность сына. На Шувалова отец и сын смотрели с презрением, отец притом ещё и с ненавистью.

Но граф стоял на своём. Он задавал Ники вопросы, пытаясь сбить его с толку, запутать и заставить признаться. Но не тут-то было. Ники тоже упорствовал, повторяя рассказ адъютанта про старуху-нищенку.

Великий князь Константин да и сам граф не могли понять, кто из двоих лжёт — его высочество или адъютант его высочества.

— Заклинаю вас признаться, — настаивал Шувалов.

— Скажи нам правду, Ники, — дрогнул, наконец, великий князь Константин.

Не выдержал и Ники. Он твердил, что Ворповский не мог соврать, но и сам уже стал сомневаться. Неужели история про нищенку — выдумка? Неужели причастен он к краже? Неужели, не выдержав пыток, адъютант оговорил его самого?

— Стало быть, Ворповский, — наконец спросил Ники прямо, — обвиняет во всём меня?

— Этого я не говорил, — мягко сказал Шувалов. — Ворповский показал, что получил бриллианты от госпожи Фанни Лир, а та передала ему их от вашего, ваше высочество, имени. А ведь вы, как известно, близки с сей особой. С другой стороны, вы — единственный среди этих ваших знакомцев вхожи в спальню к её высочеству, вашей матушке.

И тут Ники озарило. Ворповский, и в самом деле не лгал. Фанни была с Ники в спальне его матери в ту безумную ночь — тогда и вынула она из киота брильянты. Сам Ники в тот момент потерял сознание. Но ведь с ними был и ещё один человек, а именно Савин!

Стало быть, ради Савина и устроила она кражу! Она любит херувимчика! А её любовь к Ники, стало быть, — притворство!

Вот оно что! Сговорилась парочка!

Ники чуть было не прокричал это вслух. Ему захотелось вдруг рассказать всё, что было той ночью, о пьянстве, о распутстве в материной спальне и о прочем… Пусть их схватят, пытают, судят! Нет, Фанни, конечно, не тронут. Её вышвырнут вон, вышлют из России, да и дело с концом. Но все будут знать, что она воровка! И это причинит ей боль!

Но хочет ли Ники, чтобы она страдала?

Она, конечно, обманула его, предала.

Но он всё ещё её любит.

Нет, он не выдаст её. И Савина он тоже не выдаст. Выдать Савина — значит выдать Фанни. Нет-нет, никогда.

Ники понимал, что сейчас решается его будущее.

Великий князь и Шувалов впились в него глазами.

Ники посмотрел на отца, потом на графа.

Итак, ради любви.

— Да, — медленно и отчётливо сказал великий князь Николай. — Брильянты украл — я.

— И ты с таким спокойствием это говоришь! В тебе ни капли раскаянья? — вскричал великий князь Константин.

— Вы этого хотели? — не ответив отцу, обратился Ники к Шувалову. — Вы хотели, чтобы я признал себя вором? Извольте, я признал.

— В тебе нет совести, — произнёс великий князь Константин упавшим голосом. Ты конченый человек, сын мой».

Из дневника великого князя Николая Константиновича: