Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Цвела вселенная другая,
Огнем бессмертия цвела,
И с раскаленных звездных гаек
Не сыпалась на землю мгла.

И не было самой земли-то,

А было сердце из огня.
В нем все земные были слиты
И то, что там, внутри меня.

Огнистой шерстию обросший,

Как зверь, метался рыжий шар.
Незримой инфракрасной ношей
На нем болталася душа.

Но время занавес спустило.

Огня, как рампа, гасла прыть.
И толп воды глухая сила
Подмостки суши стала рыть.

И с той поры доселе длится

Антракт безумный, роковой.
И звезд гримасничают лица,
И волн и строк не молкнет вой.

16

Быть может, я тебя наивней,
Но верю я в грядущий век.
Подымет счастие на бивни
Древнейший мамонт – человек.

Залезет лапой закорузлой

В зарю оранжевых садов.
И новых рек иные русла
Омоют бедра городов.

Вздохнут невиданные крылья,

Решетки зла преодолев.
И лунный мед мужчина выльет,
Как в ночь египетскую лев.

И будет женщина иначе

И раздеваться и рожать.
И жизнь, рождаясь, не заплачет.
И смерть не выйдет из ножа.

А солнце в блузе неба синей

Златые руки засучит
И всей охапкой людям кинет
Колосья новые – лучи.

17

Мы не воруем, переходим
Один в другого мы.
Переселенье муз в природе.
Так звезды на скрижалях тьмы.

И был Гомер, и был Гомерик.

И тот же звон, биенье то ж
Проходит и на вечность мерит
Певца немолкнущую дрожь.

Себя найду во многих, знаю.

И многих я найду в себе.
Над бездной я иду по краю.
И та же синь в моей судьбе.

18

Не уйдешь и не укроешь
Змей, мечей, миров, дорог…
Сердце алое такое ж
В этих черных ребрах строк.

Но другие, снеговые

Улыбаются меж тех,
Гнут невидимые выи,
Непокорные мечте.

Рельсы белые на шпалах

Букв обугленных речей.
Здесь промчались в искрах алых
Паровозы всех ночей.

Строки между строк, лишь по три

В четных врезались строфах.
Но их пламень белый смотрит
В триста глаз, сердец и плах.

19

Вильнет столетий длинный хвост.
Автомобиль – в музейных стенах.
Как сено, радий будет прост,
Как вила, радиоантенна.

Лишь археолог будет знать

Существованье мотоцикла.
Давно в народ, как прежде в знать,
Скучища смертная проникла.

Поэтов нынешних, как древних,

Пред сном откроет кто-нибудь,
И скука зимняя деревни
Сщемит американцу грудь.

Как искры солнц подземных, люди

До многих Марсов долетят.
И понимать Эйнштейна будет
Новорожденное дитя.

И станет жизнь еще короче,

Улыбка смерти веселей.
А звезды в черном храме ночи
Не перестанут лить елей.

И все машины будут стары.

Лишь вечно будет та нова,
Чьи неустанные удары
В затишьи ночи ткут слова.

20