ЗБ

Так я и напилась. Впервые в жизни. В магазин не пошла: там бы мне ничего не продали. Купила вино у бабули из соседнего подъезда. У нее всегда что-нибудь было – это уже по лицу и глазам угадывалось. Алкогольный синдром, который не спрячешь и не скроешь, какой бы косметикой ни пользоваться.

Кстати, очень даже нечестно! Мужчины пьют по десять и двадцать лет – и ничего им не делается. Просто тупеют – и все дела. А у женщин алкогольная зависимость уже через два-три года на лице проступает: щеки распирает, глаза растягиваются, мимика тоже меняется. Словом, те еще красавицы! Мама говорила, что это природа так их наказывает и окружающих предупреждает, чтобы не связывались. Женщины – будущие матери, и пить им категорически нельзя.

Но в тот момент мне было все равно. Я спасалась от своей черной бездны, и соседка с алкогольным синдромом на лице не только сунула мне в руки бутыль с брагой, но и налила в нечистый стакан первую порцию, а после угостила скрюченным огурцом из банки.

Остатки бурды я допила уже за гаражами, сидя на автомобильной покрышке в полном одиночестве. Там у нас обычно торчали бомжи, но в тот день их не было, и я пила отвратительное пойло, заедая хлебным мякишем и беззвучно размазывая по лицу слезы.

Почти и не удивилась тому, что так запросто выпила ту проклятую бутылку. Но потом что-то произошло, и мир неустойчиво покачнулся. Я попыталась встать, но вместо этого упала на четвереньки. Дорога до дома превратилась в кошмар. Я падала, наверное, раз двадцать. Кто-то надо мной смеялся, кто-то показывал пальцем. Кажется, нашлась добрая душа, что довела до подъезда. А я и «спасибо» сказать не могла: язык онемел и не ворочался. И сама я желала только добраться до родной койки, чтобы поскорее рухнуть в спасительное забытье.

Чудо, что я сумела отворить дверь и проскользнуть в комнату незаметно. Правда, когда голова моя упала на подушку, комната немедленно пришла в движение. С открытыми глазами это напоминало путешествие на лодке, но, стоило сомкнуть веки, незримый судья тотчас давал отмашку, и лодочка моя превращалась в катер, с каждой секундой набирающий все более умопомрачительную скорость. При этом мчалась она по кругу, и оттого голову мою кружило, а к горлу подкатывал тошнотворный комок.

Мамочки мои, до чего же плохо мне было! Настолько плохо, что я почти мечтала умереть. Но помог мальчик с телеэкрана. В один из моментов я увидела его сидящим на облаке. Покачивая ножками, он раз за разом звал меня по имени. И больше ничего не говорил – только нежно и ласково так тянул: «Лерочка-а!..» Он словно спасительный мостик мне перебрасывал. По тонкой струнке его голоса я плющом заструилась ввысь, и лодка с невыносимо-бурным течением, и жуткая тошнота – все осталось внизу. Легкий туман окутал меня, коснувшаяся лба ладонь мальчика осторожно погладила, и я вдруг поняла, что он не ушел, что он будет вечно со мной, пусть я его и не увижу никогда. Мысль была невеселой, но она принесла успокоение, и я наконец-то уснула.

Глава 8. Среди интриг и заговоров

Разумеется, с Лизой мы теперь сидели за одной партой. Раньше я сидела с Маратом, но с парнями мне всегда удавалось ладить, поэтому договорились проще простого. Зато девчонки нас окружили атмосферой демонстративного молчания. По-моему, Альбинка и парней пыталась перетянуть на свою сторону, но девятый класс – это вам не ясли и не начальная школа. Тот же Вадим, бывший мой воздыхатель, мне как-то откровенно и цинично признался:

«Мужики стареют позже, вы – раньше, потому и невест мы начинаем высматривать среди более молодых. Чем больше разница в годах, тем веселее».

«Ага, представляю! – откликнулась я. – Он в десятом классе, она в первом – идеальная парочка! Правда, под руку тяжеловато гулять, но можно ведь за ручку или вообще брать невесту на руки».

«И чего такого? Вам же нравятся, когда вас на руках носят. К тому же лет через двадцать все выравняется, а через тридцать вообще никто не определит, кто кого моложе. Она молодая и красивая, он пусть старый, но тоже еще вполне симпатичный».

«Что же в том хорошего? Женщины-то живут дольше мужчин, – напомнила я. – И получится еще больший перекос. Он, такой симпатичный, но все же старый, однажды отбросит коньки, а молодая женушка останется ни с чем».

«Почему – ни с чем? – Вадим просиял победной улыбкой. – Она останется с квартирой и машиной, с дачей и детками. И при этом вполне способна будет еще разок сходить замуж. Так что этот вариант еще и гуманнее прежнего!»

Звучало цинично, но такие уж у нас с Вадиком установились отношения. Я ему когда-то выложила, что никогда не сумею его полюбить, ну а он мне с тех пор без особого смущения разъяснял все промахи женской политики – насчет юбок и брюк, насчет помады и целлюлита, насчет неумения молчать и прочих скользких тем. Он и про хмурую мою физиономию как-то пытался порассуждать, да только про это я слушать не стала – послала его подальше. Может, и зря, но я и с мамой про такое не говорила.