ЗБ

И это нам в несколько уроков доказал появившийся в школе Юрий Николаевич. Хотя по имени-отчеству его никто не звал. Какой там Юрий Николаевич – самый настоящий Юрочка! И даже бородка, отпущенная им для солидности, не делала его старше. Но главное, что все мы влюбились не только в него, но и в его предмет. А ведь он сам с русским не очень-то дружил: говорил чуть смущаясь, иногда заикаясь, местоимения путал, падежи. Короче, тот еще Цицерон. Но слушали его при этом раскрыв рты! И русский язык для нас тогда и открылся, поскольку Юрочка не отделял его от жизни и на уроках мы постигали всё разом: литературу, географию, историю, философию и эстетику. А еще мы беседовали о звездном небе, о выдающихся философах и знаменитых злодеях. Юрочка верил в то, что разделять знания тут ни в коем случае нельзя, что без языка нет литературы, а без литературы не будет русского, который включает в себя всю палитру наук. И мы читали жадно и много, читали вслух, как первоклашки, и чаще всего это были безумно смешные диалоги, причем в чтении участвовали все поголовно: Юрочка никому не давал отсиживаться. Это была одна из его педагогических фишек – скорость, экспромт и непременное участие всего класса. Урок – это театр, а класс – группа актеров, руководимая стремительным модератором.

Короче, уроки русского с литературой у нас превратились в игру. Разбирали, скажем, пьесу – тут же и расписывали ее по кусочкам, учились на слух определять ошибки, меняли интонации, вставляли порой свое, что-то оспаривали, а что-то защищали. При этом Юрий Николаевич учился и открывал новое вместе с нами, мы это ясно видели.

Потому и радовался, как ребенок, когда всплывала какая-нибудь несуразица или развеселая деталь.

Между прочим, он поведал нам, что в детстве был упорным молчуном, поскольку дефект речи, косноязычие и робость – в общем, куча радостей в одном флаконе. Но однажды стало человеку обидно, и что-то он прочел там про Суворова, Амундсена и Георга Луриха. Вот и решил взяться за себя – покончить с главными своими дефектами. Взялся за себя Юрочка столь рьяно, что получил красный диплом и защитил кандидатскую.

И это всего-то в двадцать четыре года! Он и в школу отправился преподавать, твердо вознамерившись отшлифовать придуманные методики, а заодно окончательно исправить собственную речь. И это у него тоже получалось! Вместе с нами он отрабатывал дикцию и риторику, вместе с нами хохотал над своими ляпами, и уже через полгода мы увидели, как он подрос, а вместе с ним невольно подросли и мы. Здо́рово тогда было! Еще и Стаська не уехала, и Катюха отбивалась от родителей, давно нацелившихся на переезд в Екатеринбург. Они-то знали, за что держатся, – такого Юрочки наверняка не было ни в Екатеринбурге, ни в Австралии.

Да что там! На каждое новое произведение мы наваливались, как свора малышей на кремовый торт. Проглатывали за один вечер, потому что самым первым и отважным Юрочка милостиво позволял выбирать роли и монологи, которые мы тут же и записывали на его ноутбук. Потом голосованием выбирали лучшего чтеца и мастерили клип – самый настоящий! А какие сцены мы разыгрывали у доски – хохоту-то было!

Юрочка бредил театром. И нас несколько раз водил в местный драматический. Потом мы жарко обсуждали увиденное, и любую критику Юрочка только приветствовал. Один из спектаклей мы вовсе забраковали, а учитель нам тут же предложил переиграть все самим, но сделать это по-настоящему. Может, по-настоящему оно и не вышло, зато у Катюхи нашей раскрылся дар декламации, а Вадиму, как выяснилось, отменно удаются роли негодяев. Та же Альбинка, еще не испорченная и вполне нормальная, замечательно играла интриганок, а Янка могла по-настоящему плакать, и голос у нее даже дрожал в ответственных монологах. Нашу последнюю постановку даже Майя Витольдовна приходила посмотреть. И конечно же молодая Ия Львовна.

К ней мы, кстати, Юрочку немного ревновали. Он ведь и ради нее старался. Водил нас строем в библиотеку, все ее показатели по посещаемости перекрыл. Одну из ролей как-то предложил и ей. Понятно, Ия Львовна не сопротивлялась.

А вот родительский комитет воспротивился. Любовный момент, о котором в классе дозволялось свободно дискутировать, поверг некоторых пап-мам в праведный шок. Как же, на глазах у детей педагог крутил шуры-муры с библиотекаршей! Да и на сцене мальчики обнимают девочек, чуть ли не целуются! Это же форменное падение нравов! Разложение и бордель! Директриса их поддержала, за ней поддержала и наша классная, Вервитальевна, которая Юрочку прямо возненавидела за это наше к нему трепетное отношение. На нее-то мы посматривали всегда с прохладцей, частенько дерзили, а тут какой-то вьюноша едва пришел – и прямо с порога увел весь класс. Да не один – несколько классов!