ЗБ

Хотя, поскрипев мозгами, я все-таки находила для себя некое подобие ответа, понимая, что шагнуть с крыши и свалить из этого мира действительно несложно, но только при этом ты совершишь две непростительные ошибки. Первая из них – твоя избранность на этой земле. Будь ты самым распоследним валенком, но кому-то на этом свете ты обязательно нужен. И даже если сегодня всем на тебя наплевать, то уже через год или через десять лет все может сто раз измениться. Вот и получается, что если через десять лет в этой жизни появится существо, которое будет в тебе нуждаться, то и пра́ва на добровольный уход ты уже не имеешь. Копти небо и жди этой встречи. Или ищи ее сам, потому что чаще всего людей, которым ты нужен, оказывается намного больше. Да и ждать столько лет – дело скучное. Вымой мордашку, выйди за порог, и все случится гораздо раньше. Короче, та же песня, что и про охоту на друзей…

Второй момент у меня увязывался с тем, что в случайное появление на свет я абсолютно не верила. Если родился, уже есть какой-то смысл, и тайный этот ребус всем нам предлагается решить самостоятельно.

Именно этой теме посвятил один из уроков Юрий Николаевич. Его за это потом крепко песочили коллеги, но дело было сделано: мы все призадумались. Сначала Юрий Николаевич рассказал о предсмертных строках есенинского письма, про то, что «в этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Потом перешел к Маяковскому, ответившему собрату более конструктивно: «в этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней». А в итоге учитель предложил нам написать третий вариант стихотворения – кто как мог. Понятно, мы постарались. И я сочинила свою оптимистичную версию: «в этой жизни умереть не сложно, в новой спросится с тебя вдвойне». Оценок Юрий Николаевич нам не ставил, но я видела, что моя версия ему понравилась. Мы и про Маяковского много говорили: сказал-то он правильно, а как сам поступил?

В общем, в пику всем педагогическим предписаниям Юрий Николаевич беседовал с нами о том, о чем с детьми вообще не принято разговаривать. Серьезный такой получился урок, очень даже непростой. Но именно как ребус Юрий Николаевич нам его и подал. Иными словами, поставил вопрос: для чего мы здесь? Способны ли это узнать? Хотим ли мы этого?

Я потом весь вечер провела за книгами, ломала голову, искала ответы у других мудрецов, но толком ничего не нашла. И все же поняла одно: своим родителям я точно нужна, как нужна и своим подругам. И если я исчезну, я попросту их обворую, сделаю им плохо. Значит, уже ради одного этого стоило жить. А еще стоило подумать о перспективе, когда будет у меня свой парень – может, принц на белом коне, а может, чучело гороховое на огромном байке – и появятся дети, двое или трое, наверняка мальчишки, но и девочку мне бы тоже очень хотелось. И с этим, значит, чучелом-принцем мы станем их растить, воспитывать, переживать за них, ругаться, а во время болезней пичкать таблетками, совать под мышки нелепые градусники. Смешная такая выйдет семейка! Зимой будем учиться и работать, летом срываться в горы и на моря. Может, и моих папу-маму прихватим – то-то весело будет! И вот всего этого веселья запросто может не получиться, если из-за червивых мыслей я однажды надумаю рассориться с этим миром. Разве не глупо? И дети не родятся, и походов не будет, и никто никогда не скажет мне: «мама, расскажи сказку». Меня даже на рёв потянуло – столько я всего себе навоображала. В самом деле, разве не глупо получить в подарок огромную коробку и не попытаться развязать праздничные тесемки, не открыть и не полюбопытствовать, что там внутри? Ведь жизнь и есть такая вот большущая коробка, только бантиков, узелков и тесемочек на ней превеликое множество. Но для того и подарено нам столько лет, чтобы не пухли от безделья – сидели себе и распутывали все эти узелки да бантики.

Это был уже не треск, а рык. С грохотом рушилось что-то справа и слева, даже казалось, будто кто-то в этом пламенном вихре взвизгивает и хохочет. Я уже специалистом стала по огненным голосам, и этот хор мне ужасно не нравился.

Горел пол, рассыпа́лись стены, полыхало все вокруг, но в выбранном направлении я все же не сомневалась. Хуже нет, чем пятиться, и, ухватив Альбинку за руку, я ринулась вперед.

– Сгорим!

Это кричала Альбинка, но я ее не слушала. Странным образом я не сомневалась, что ничего с нами не случится. Просто потому, что это было ЗБ. И огонь нас действительно не тронул. Мы бежали сквозь пышущий жаром коридор, но я чувствовала, что поступаю правильно.

Еще немного – и, миновав дверной проем, мы влетели в затемненное помещение. Точно из африканского зноя угодили на родной Урал. Пламя полыхало снаружи, а здесь все было спокойно, веяло легкой прохладой и окутывала комфортная тишина. Полной темноты тоже не было, по крайней мере мы могли видеть, и чем-то это напоминало мою прошлую «музыкальную шкатулку».

– Где мы? – Альбинка беспомощно крутила головой и машинально гладила свои волосы – видно, не могла поверить, что огонь пощадил их.