Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского

В том же году Советский Союз поддержал Эфиопию в войне с Сомали за Огаден в регионе Африканского Рога. Бжезинский видел в этом далеко идущие последствия: Советский Союз пытался упрочить контроль над ключевыми стратегическими точками вокруг Персидского залива. Вскоре новый папа бросил новый вызов: в июне 1979 года он сообщил, что готов посетить свою родину. Руководитель польской партии Эдвард Герек пытался сообщить советскому руководителю Леониду Брежневу, что у него нет вариантов, кроме того, чтобы принять Иоанна Павла II подобающим образом. «Вот мой вам совет – не принимайте его вообще, от этого у вас будут одни лишь проблемы», – отрезал Леонид Брежнев. Герек настаивал на том, что проигнорировать присутствие папы будет трудно. Неужели Брежнев ожидает, что польское правительство просто проигнорирует визит папы? Брежнев ответил: «Скажите папе – он мудрый человек – чтобы он публично объявил, что не сможет приехать из-за болезни». Герек настаивал на том, что это только оттянет неизбежное. «Ну, поступайте, как хотите. Но смотрите, не пожалейте об этом позже», – подвёл итог Брежнев[185].

В июне 1979 года произошло триумфальное возвращение папы в Польшу. Миллионы поляков пришли увидеть его своими глазами, и ещё больше слушали его выступление по радио. Этот визит был назван «психологическим землетрясением». Папа Иоанн Павел II стал источником морального вдохновения и способствовал грандиозному подъёму национального самосознания поляков в их борьбе с советским империализмом.

После Польши Иоанн Павел II посетил Соединённые Штаты. В сентябре 1979 года он выступил перед миллионами американцев и попал на обложку журнала «Тайм» с заголовком «Иоанн Павел, Суперзвезда». В Вашингтон-Холле он обратился к двумстам тысячам человек с обращением, во многом совпадавшим с призывом Белого дома защищать права человека. Кульминацией визита стала встреча с президентом на северной лужайке Белого дома. Там папа удивил Бжезинского, спонтанно предложив ему и его семье встретиться с ним позже этим же днём в доме нунция. Супруга Бжезинского, Мушка, в спешке попыталась собрать трёх детей-тинейджеров, разбредшихся по всему городу. Старший сын Ян только что вернулся из школьной автобусной поездки за город в Шарлоттсвиль. «Тем вечером я уже собрался пойти на футбол, – вспоминал он позже. – Не успели мы заехать на стоянку, как увидели женщину, бегущую за автобусом на высоких каблуках. К моему разочарованию, это оказалась моя мать». Услышав, что дело не терпит отлагательств и что никакие возражения не допускаются, Ян быстро пригладил волосы и переоделся в чистую рубашку и брюки за ближайшими кустами. Он приехал слишком поздно, и его тут же посадили за стол напротив Иоанна Павла II. «Я понял, что выгляжу настоящим дураком. Мне стало стыдно за то, что я поставил в неловкое положение всю семью», – вспоминал он. Но папа быстро подмигнул ему, словно сообщая, что полностью понимает его. «И мне тут же стало легче на душе. Я физически ощущал, как его присутствие успокаивает меня. Это был настоящий лидер, обладавший даром сочувствия к кому угодно и даром понимания»[186].

Позже тем же вечером Бжезинский и папа побеседовали наедине. Помимо прочего они обсудили Советский Союз и развивающуюся политическую ситуацию в Польше. Когда папа уже готовился к отбытию, он сказал Бжезинскому, что всегда готов принять его и его семью в Ватикане. Советская теория заговора стала своего рода дружеской шуткой. «Вы выбрали меня, а теперь приехали ко мне», – сказал он с улыбкой[187]. Бжезинский осознал ироничность положения. Когда он разговаривал с Картером, часто создавалось впечатление, что он обращается к религиозному лидеру. Но с папой Иоанном Павлом II он разговаривал как с государственным деятелем. «Он и в самом деле [рассматривал вещи в долгосрочной] перспективе – что случится лет через сто, – вспоминал Бжезинский. – Даже когда речь шла о коммунизме. Когда я рассуждал о том, как можно подорвать [систему] в ближайшем будущем, он говорил о долгосрочных тенденциях. Он всегда утверждал, что всё образуется, но меня беспокоило, что он имел в виду сотню лет, а это дольше того, что было важно для меня»[188].

В следующие месяцы из Белого дома приходило мало хороших новостей. 4 ноября 1979 года в Иране толпа захватила американское посольство и взяла в заложники его сотрудников. Через два месяца советские войска вошли в Афганистан. Картер послал Бжезинского в Пакистан, где журналист спросил его, будут ли Соединённые Штаты поставлять оружие афганским повстанцам. «А пакистанцы будут поступать как поляки или как чехи?» – ответил он, объяснив, что во время Второй мировой войны поляки сформировали подпольную армию, боровшуюся как с нацистской Германией, так и с Советским Союзом. Чехи, преданные в Мюнхене, по большей части капитулировали. «Люди, которые полны решимости сражаться за свою свободу, в конечном итоге заслуживают уважение и сочувствие всего мира, и даже нечто большее, – подвёл итог Бжезинский. – Это исторический факт, а не политическое заявление»[189].