Збройники

— Даже сферическая СВД в вакууме… Ну, пусть даже там снайпер, как в кино, и винтовка вылизанная. Вот скажи, такого пряморукого пассажира есть смысл отправлять стрелять по какому-то Богом забытому опорнику возле Богом забытого террикона? Ну прибьет он сержанта… и что?

— Типа минус один.

— «Типа минус один» ничего здесь не решит. Оформим, увезут, Лису придется писать наряды и ставить отпуска. И ведомости…

— «Книга вечірньої перевірки…» — простонал я.

— Вот-вот. Смысла нет никакого, понимаешь?

— Это потому что я — известный блогер и веду информационную войну, — сказал я уже чисто из принципа.

Ярик заржал, Шматко хмыкнул и взгромоздил на стол казан с картошкой. Пахнуло паром, мгновенно захотелось есть.

— Влогер, — тут же ответил Лис. — Ты шо, опять читал комментарии в фейсбуке?

Все заржали. Фейсбуком меня не подкалывал уже разве что Сепар, причем исключительно из-за того, что не подозревал о его существовании. А информационная война, которую я не вел, на самом деле, заключалась в коротких заметках про военную жизнь и в написании дурашливой пьесы «АТО в Средиземье», где мужественный и смелый командир роты Леголас командовал мобилизованными эльфами и одним хоббитом, постоянно портящим ему жизнь. Бойцом информационого фронта я себя никогда не считал, участвовать в этом не хотел, смысла особого не видел. Невзирая на любую фейсбучную популярность — в армии ценилось другое. Блогер — это не задача, а вот замкомроты — очень даже задача. Замкомроты мне быть нравилось. Первые пару дней, пока не понял, сколько всего нужно сделать…

— Ты вообще все это — к чему? — я потянулся к тонким пластинкам полузамерзшего сала.

Ярик тут же зашипел, и руку пришлось убрать.

— К тому, что это все — бред какой-то. Чувак херачит зачем-то хер знает куда каждый день уже, считай, неделю. Единственный его результат — поражение бани.

— Баня — это важный структурный элемент обороны! — я поднял руку. — Від бані напряму залежить боєздатність другої мотопіхотної роти та Збройних Сил в цілому… Баня…

— Не забудь это в фейсбуке написать. Так вот. Зачем? — перебил меня Лис.

— А я без дупля, — пожал я плечами. — Не знаю.

— Вот и думай, — подытожил Лис. — Ты командир, ты и думай. А мы будем жрать.

— Товой? — оживился Шматко и точь-в-точь как Петрович днем, сделал намек на движение к «ящику зберігання зброї». У меня закрались смутные сомнения о месте хранения Шматком нычки с бухлом.

— Не товой. Шматко, будь людиной. Война.

— Святий Вечір.

— Первая звезда?

— Вже.

— Да?

— Нема, — Шматко выглянул наружу и обозрел затянутое низкими тучами привычное небо Донбасса.

— Нема звезды — нема «товой». Шматко, а ты чего не в наряде, кстати?

— Я с Ваханычем поменялся.

— Ваханычу еще в ночь стоять.

— Постоит, он не против.

— А Федя где?

— По телефону говорит.

— Я в кунг, — приподнялся Лис. — Барахло сюда приволоку. Твое брать?

— Бери, — махнул я. — И магаз с трассе…

Дддддах! — раздалась короткая очередь из «дашки». Молчание, молчание… и снова «дддддах»!

«Шшшш… засветы, засветы на трассе!» — прошипела рация. Мы замерли. Лис первым выпрыгнул в проход и рванул к двери, я приложился коленом и похромал за ним. Мастер сдернул с неошкуренного столба автомат, пропустил нас и выскочил наружу.

Лис распахнул дверь кунга, свет слабой лампы выхватил кусок снега на валявшейся перед входом палете. Я протянул руку и зачем-то стащил «муху», потом кинул ее обратно, Саня ткнул мне в руки автомат и проскочил дальше.

— Гендель, я Мастер. Подробнее, — раздалось из «баофенга».

— Шшш… засветы на той стороне трассы, ну, может, метров двести в поле, хєр його знае… получаєцца — справа од «сєрого», — прошипел голос Ваханыча.

— Рота, рота! Один-один-пять! Один-один-пять! Бегом! — рявкнул Мастер в рацию и рванул обратно на КСП. — Шматко! СПГ!

— Бегу!

Мы все бежали.

Бах! Выстрел из СПГ распорол небо, тонкий чарующий свист удалялся, удалялся… Взрыв! Низкая вспышка вычертила снежное поле, край «серого» террикона и даже, кажется, нависшие тучи. Снова застучала «дашка». Ваханыч на пулемете, Дима с СПГ… Вот тебе, Шматко, и «первая звезда».

— Киллер… мля! Петрович! — прошипел я в рацию.

— Зара буде! Щас-щас-щас… — даже в рации было слышно, что Петрович бежит.

Мы спешили на позиции, и вокруг нас было такое суматошное движение… ВОП, обычно вымерший, вскипел людьми, оружием, какими-то рюкзаками, мешками, касками… На секунду показалось, что нас здесь не восемнадцать, а чуть ли не восемьсот. Люди, наученные странной войной, выскакивали из блиндажей и уже снаружи напяливали броню, подхватывали автоматы и растекались жикими ручейками по переднему краю.

— Шо там? — я успел захекаться за эти двести метров, все выкуренные за день сигареты разожгли маленькое злое солнце где-то в легких.

— Пригнись. Нихера не было… Петрович, слезь с бруствера! Нихера не было, и тут на дороге получается, на том краю херак — встал. Один. Я на бруствера залез, а там в поле еще, ну, не знаю… може, человек пять. — Ваханыч протянул мне теплак. — Как тока дал, они четко назад чухнули, не видно никого.

— Дима! — Я отвернулся от него и полез на бруствер. — А с СПГ ты нахера ввалил?