Вот. Вот эта мысль билась во мне уже два с половиной месяца. Уверенный, как и большинство людей, в своей личной исключительности и ценности для мира в целом, я нехотя, с треском становился таким же, как и полторы тысячи других мобилизованных в полтавской учебке. Ничем не лучше и не хуже. Я заново учился чувствовать себя частью толпы и ничем от нее не отличаться. Теперь, под Старогнатовкой, мой мир был ограничен тремя десятками человек мотопехотной роты, и… все стало просто. Нужно было делать так, как они. Так же мыться. Так же курить, сидя на краешке окопа. Так же бежать в блиндаж, когда бегут они, и так же не двигаться, если они лениво шляются по РОПу, откуда-то зная, что вот именно этот «выход» — точно не по нам. Я потихоньку становился пехотой, а в пехоте все самое интересное происходит всегда в самый неподходящий момент.
УАЗ-«таблетка», переваливаясь на горбах, зарулил к блиндажам, совершил сложный маневр вокруг полуразобранного «Ниссана» и тормознул четко за двадцать сантиметров до аватарной ямы. Я, стараясь не запылить ноги, топал от душа и наблюдал, как из «таблетки» выкатился невысокий дядька и вступил в диалог с вылезшим из блиндажа ротным. Еще один высокий здоровенный мужик в новенькой пиксельке тут же исчез где-то между блиндажами. Водительская дверка распахнулась, из нее выплыл громадный клуб табачного дыма. Я равнодушно свернул к блиндажу. Кто-то зачем-то приехал. Меня это не касается.
Еще как касалось! Дядька, общавшийся с ротным, имел позывной «Шанхай» и был батальонным начмедом. Наш санинструктор Доки, которому я на третью неделю на РОПе устроил смотр лекарств и долго имел мозг по поводу тактической медицины, сдал меня с потрохами начмеду, который вот-вот дембелялся. Фельдшер, высокий и здоровенный, становился «тимчасово виконуючим посаду» начмеда, следовательно — его посада фельдшера становилась вакантной. А тут такой подарок — приехал мобилизяка, который из себя чуть ли не доктора корчит. Начмед, оседлав и «таблетку», и фельдшера, примчался на опорник, чтобы забрать к себе мобизяну, спокойно сдать посаду и укатить в счастливый дембельский закат.
— Иди сюда, — махнул мне командир.
Я подошел, таки набрав в тапки пылюки, и остановился чуть позади ротного. Ровно месяц назад я был бы не против службы в медпункте батальона, но сейчас… сейчас, спустя эти четыре недели, я уже ни на что не променял бы вторую мотопехотную роту сорок первого отдельного мотопехотного батальона.
— Здравствуй, — протянул мне руку Шанхай.
— Здрасте, — вежливо ответил я. Чугунное выражение «Бажаю здоров’я» все никак не хотело входить в мой небогатый лексикон.
За начмедом возник наш санинструктор и стал злобненько на меня зыркать, вспоминая разнос, крики и мое умничанье.
— У тебя ж высшее образование есть?
— Есть, — тут же похвастался я, вроде бы это была моя заслуга, а не родителей, и зачем-то добавил: — Два.
— Ты… эээ… Мне тут ваш санинструктор посоветовал с тобой поговорить. Насчет тактической этой медицины. Ты вроде специалист? — издалека начал начмед. После слова «два» глаза его заблестели.
Очень хотелось похвастаться, что в учебке я был инструктором по такмеду, с большим трудом обученным полтавским «Рыжим такмедом» и с тех пор козыряющим этим фактом где надо и где не надо. Показать нашивку «немедик» и медрюкзак, формированием (хомячным набиванием) которого я активно занимался. Небрежно кивнуть на книгу «Военная хирургия», которую я в час по чайной ложке пытался осилить. Выпендриться по полной. Ну как же Армия без меня, такого распрекрасного, до этого жила?
Армия, в лице ротного, обернулась и сделала такое выражение лица, которое очень точно называется «на сложных щах».
Я вспомнил Диму Балобина, нашего предыдущего зампотеха. Дима уже дембельнулся, но перед этим, сдавая нам дела и документы, Дима, выставив перед собой роскошную ассирийскую бороду, уронил в пространство золотую фразу: «Самому напрашиваться не надо. И надо знать керівні документи. Работа тебя и так найдет». Я запомнил, и ротный, думаю, тоже.
— Хто, я? Не. То я эта… — сказал я и задумался. Начмед терпеливо ждал, санинструктор, ожидавший моей экстрадиции с опорника в медпункт, качался с пятки на носок. — Короче, я в учебке слушал эта… такмед этот. Слушал. Я.
— А разбираешься? Тут помощь нужна… — взгляд начмеда молил «Сознавайся, боец. Быть тебе фельдшером, колоть тебе цефтриаксон на воде в жопы товарищам віськовослужбовцям, возить аватаров в Волноваху на задувку и жить в домике возле магазина, на глазах у всего штаба…»
— Не, — махнул я головой. — Не навчений я. Не шарю. Вже даже и забув все.
«Не переигрывай» — было написано на лице ротного. Я вздохнул и замолчал. Лицо санинструктора вытянулось. Вася ухмыльнулся и потянул из кармана сигареты.
— Мда, — сказал начмед и тоже вздохнул. — Ну ладно. Ну жалко. Ну, поехали мы.
— Ага, — сказал ротный и затянулся. — А то, може, кофе?
— Не, — опять вздохнул Шанхай. — Кофе мы уже напились. Нам бы фельдшера…