Збройники

— А, точно, — Вася выворачивает руль, и «лендик» возвращается на трассу. — По привычке свернул…

— … стріляйте мене нахєр, я нікуда нє поєду, — твердо заканчивает Президент и принимает гордый и независимый вид. — Їб@ла жаба гадюку.

— Злой ты, Сережа. И приказы оспариваешь. Из-за таких, как ты, у нас в армии — треш, угар и коррупция…

— Це, бля, якийсь армєйський долбо@бізм.

— Долбо@бізм? Оооо, это мое любимое слово, — оживляется коммандер. — А ну-ка, разверни, военный…

— Ну все, Президент, ты попал. Теперь мы полчаса будем слушать политинформацию, — тяну я и начинаю собирать документы, — Ты еще в окно мою ведомость выкинь, вообще будет сплошная коррупция та нестатутні відносини.

— У нас как получается? У нас получается, что если ты в армии встречаешь якусь херню, то тут же звучит про знаменитый «армейский долбо@бизм». Так? Так… — залезает на своего любимого конька Вася.

Хмурый Сережа снимает шапку и начинает обиженно втыкать в окно.

Мелькают чахлые деревья, дорога спускается вниз, и унылая трасса «Донецк-Мариуполь» с редкими машинами тянется светло-серой лентой, рассекая невысокие холмы и теряясь в грязном воздухе. Джип потряхивает в правой полосе из-за комьев грязи, налипших на диски, но все равно — в машине удивительно уютно. Как будто твой персональный маленький мирок с печкой и колонкой перемещается в пространстве, и такой же эффект, как и в поезде, — чувствуешь себя в безопасности, пока едешь. Даже смешное возмущение Президента или будущая речь Васи кажутся удивительно к месту. Будто ты едешь так уже долго-долго, и, как это странно ни звучит, и Вася, и язва-Сережа, и нетерпеливый Ляшко становятся твоей семьей, со всеми своими болячками, ужасным чувством юмора и невероятной надежностью.

— … и вот ты приходишь в батальон, и тебе дают взвод, — продолжает Вася. — То есть, обычный «пиджак», с опытом ремонта машин и управления СТО, закончивший военку хер знает когда, получает в подчинение тридцать…

— Не перегибай… — вставляет Ляшко.

— … ладно — пятнадцать разных человек. Это «долбо@бізм»? Или нет? Или просто больше некому, а? Или вот комбат. Простой пример. У нас же каждый волает «в армии керують старі полковники, це кадровий…» шо? Правильно. Долбоеб@зм. Простой пример — комбат. Подполковник, шестнадцать лет в армии. Он — офицер как раз довоенной формации, негероической. Когда армия стремительно валилась и нам всем было похер. Так? Так. И вот СанСаныч получает батальон. Теробороны. Полностью мобилизированный. Серега, ты помнишь июнь пятнадцатого? Помнишь?

— Помню.

— А теперь сравни с «сейчас». Не, ты сравни, сравни. Тебе комбат как, сильно мешает в твоей жизни? Може, он тебя ущемляет? Може, он тебя штрафует? Воевать не дает? Може, он — деспотичный сатрап, и ты, бедный и бесправный мобилизованный…

— … недолік, — добавляю быстро я.

Серега злобно оглядывается.

— … затурканный военный, которого лишили премии, зарплаты, отпуска и чувства собственного достоинства? Потому что комбат назначен на свою посаду как раз той самой армейской, коррумпированной и долбоеб@ческой системой, которую все так любят пинать. Как и я на свою посаду. Как и Ваня «Малыш» — на командира РВП. Как и…

— Вася… Вася! — прерываю я. — Слезай с коня. Сереженька осознал свою ошибку, обещает исправиться и купить нам всем по чебуреку в Бугасе. А може, и по два.

— Хєр тєбє, — автоматически отвечает Президент. Но как-то неуверенно.

— … весь наш батальон, как и десятки других — это как раз и есть тот самый «армейский дебилизм», Серега. То есть, долбоеб@зм. Тот самый. А теперь сосредоточься и ответь: как тебе служится нами, с такими херовыми, как ты считаешь, командирами?

— Ну ладно, ладно. Заклювали… Вася… А може, можна якось отпєтлять от тих зборів, а?

— Да нет никаких сборов, — выдыхает коммандер и трет лицо ладонями. — Наеба… Пошутили мы. Уууу, мля, выбесил меня. Зато хоть проснулись. Мартин, пароли есть?

— Есть, — я достаю мобильник. — Ээээ… Еще ночной же? Без пятнадцати семь… «Двина».

— Двина… а отзыв?

— Збруч.

— Двина — Збруч… Книжка по электротехнике закончилась, пошла география…

— На заправку заедь, баллоны задуем.

— На обратном.

— Давай сейчас, это быстро.

— Ок.

Под колесами шелестит трасса, мое хорошее настроение падает каплями на пыльный асфальт, утекает по замерзшим пальцам, трогает заскорузлые комья воспоминаний. Это ж почти родные для меня места все-таки…

На трассе Донецк — Мариуполь, недалеко от Волновахи, есть одно место… Нет, мест там много, но это одно — особенное. Какие-то заборчики, засохшие лужайки, вечная донбасская пыль унылого недоугольного цвета перекатывается с боку на бок, с одной обочины на другую.

Темно-синий «жигуль-шестерка», шелестя потертыми покрышками, скатывается с трассы, прыгает по выбоинам, останавливается, не доезжая до ветхой заправки. Жаркое сухое лето вливается в салон, высокий черноволосый сильный мужчина вылезает из машины, потягивается. Щурится, разглядывает недалекий горизонт, покачивается с пятки на носок в растоптанных кроссовках, положа руку на горячий капот.