Зденка

(На некоторых, поверх шлемофонов, были надеты яркие горнолыжные очки, защищающие глаза. Машина же командира батальона имела щит из оргстекла с гвардейской эмблемой впереди люка, за который он мог прятаться от бьющего на марше ветра с песком, снегом или дождём. Лица офицеров были обветрены, исчерчены воспалёнными багровыми морщинами. Белки глаз и зубы блестели по-особому ярко на расписанных грязью лицах.)

– Прывет, Сашка, – Хашимов стянул шлемофон, из-под которого выбился чёрный пыльный жёсткий чуб.

Майер, оставшийся в полку для несения караульной службы, в глянцевых смятых хромачах, выгодно отличался своей завидной чистотой. Его лицо не выражало радости от встречи с родным подразделением…

– Принимайте роту, товарищ Майер, – появилось худое красное лицо капитана Несветайло, – ведите в расположение…

(После учений была масса дел: кроме парковки и сдачи техники, чистка оружия и сдача его в оружейку, разгрузка имущества, чистка и мойка грязных тел и обмундирования под кранами с холодной водой в расположении роты. Холодно, зато прямо сейчас, ибо баня должна быть, хоть и в ближайший день, но не сей час и по отдельному графику. Раскисшие и потерявшие под слоями грязи блеск сапоги, медленно принимали божеский вид, всё же оставляя местами следы глины под толстым слоем иссиня-чёрной ваксы, которой «забитыми» ваксой щетками с усердной небрежностью начищали солдаты на лестничной клетке. Офицеры, также настрадавшиеся за время учений, мечтали хоть на миг отвлечься от личного состава, помыть свои грязные телеса, растянуться на чистых простынях. Женатые мечтали о жёнах, натосковавшихся в одиночестве. А холостяки – о возможности податься на местное чехословацкое запретное пивце. Правда, для некоторых, находящихся в тёплом расположении, возвращение полка означало окончание, своего рода, «отпуска»…)

– Отпуск закончился? Мужья вернулись на базу? – Хашимов как-то странно взглянул на Майера.

– Ты о чём? – встрепенулся тот.

Альяр не ответил. Лишь продолжал с язвительной улыбочкой гипнотизировать товарища, наслаждаясь наблюдением за беспокойством последнего…

Приближалось к полуночи. Хашимов, изрядно загрузив «баки» местным обалденным пивом, ступил на крыльцо общаги. Остановился. Закурил. Поднял глаза на хмурое вечернее декабрьское небо, окутанное туманом, словно роящимся вокруг жёлтых фонарных столбов. ДОСы напротив гасили свет в своих окнах…

– Слышал, говорят, тут к жене Басманова ходил какой-то кент, пока полк на ученияx был, прикинь! Ты не знаешь, кто? – на крыльце появился Кузнецов.

– А в пятачок этот «кто-то» не хочет?

– Ну, если ты готов начистить пятачок жене командира артдивизиона!?. – тот развёл руки и добавил. – У неё такие титьки, а никто не зарится. Вот, может, и завидует, а ты начисть ей лучше их! Очевидно, что баба страсть какая заводная! Заодно и жёнке рога в ответ наставишь! Не всё самому-то рожки носить!

– Я щас тебе нос начищу и мозги на место вставлю! Сплетни будешь всякие собирать.

– А ты попробуй, чмо!

Альяр промолчал, зло усмеxнувшись.

На следующий день сплетни уже неминуемо гуляли вовсю среди неработающих офицерских жён-соседок, которые усиленно от безделья их распространяли, наполняя своё унылое существование хоть каким-то разнообразием.

Афганская тень