Здесь был Шва

— И ты никогда мне не говорил!

Лицо отца каменеет.

— Если бы она хотела поговорить с тобой, — повторяет он, — она бы пришла сама.

Шва не знает, что хуже: то, что выкинула мать, или то, что сотворил отец. Да, она бросила их, но это отец сделал так, что она и с ч е з л а.

— Когда начали приходить письма? — спрашивает Шва-младший.

Отец больше ничего не утаивает. Не может, даже если бы и попытался.

— Через несколько недель, после того, как она пропала.

— А когда пришло последнее?

Отец отвечает не сразу. Ему трудно. Наконец, он произносит:

— Не помню.

Он не в силах взглянуть своему сыну в лицо, но Шва-младший не даёт ему отвести глаза.

— Я потратил все наши сбережения, чтобы арендовать рекламный щит, — сообщает он. — С огромным изображением моего лица.

Отец не понимает.

— Зачем?

— Чтобы доказать, что я не невидимый.

Шва уже своё отплакал, а вот его отец… Слёзы градом катятся по его щекам.

— Ты вовсе не невидимый, Кельвин.

— Если бы только я понял это раньше!

Шва идёт в свою комнату, закрывает дверь и перебирает письма. На некоторых есть обратный адрес, на других нет, но это неважно, потому что он каждый раз иной. Почтовый штемпель — вот что существенно. Пятьдесят писем, не меньше; пятьдесят штемпелей — и все из разных штатов.

21. Великий Бруклинский Акт Вандализма, и почему я его совершил

В понедельник Шва пришёл в школу с коробкой из-под обуви, полной писем. Урок ещё не начался. Я стоял у своего шкафчика, Шва подошёл и сунул мне коробку, но прочитать какие-либо эмоции на его лице я не смог. Похоже, что мой друг коренным образом изменился. Это как с яйцом: варёное, оно снаружи ничем не отличается от сырого, зато внутри… Я не знал, на что сейчас смотрю — просто на Шва или на Шва, сваренного вкрутую.

— Можно почитать? — спросил я.

Он забрал коробку обратно.

— Они для меня.

— Ну ладно, тогда, может, хотя бы расскажешь, о чём она пишет?

Он немного поразмыслил над вопросом, потом пожал плечами, не глядя на меня.

— По большей части о местах, в которых ей довелось побывать. Чуть ли не в каждом письме: «Ах если бы ты был здесь!»

— Но… она не пишет, почему она так поступила? Почему ушла?

Шва снова пожал плечами, по-прежнему не глядя на меня.

— В первых письмах говорила. Написала, что ей страшно жаль и что это не имеет никакого отношения ко мне.

Больше Шва на этот счёт ничего не сказал. Затем показал мне одно письмо:

— Это последнее. Написано примерно полгода назад.

Я взглянул на конверт. Обратного адреса не было.

— Оно из Ки-Уэста, Флорида, — сказал Шва. — Штемпель видишь?

Я попытался рассмотреть буквы, но Шва убрал конверт.

— Я ей напишу.

— Куда же ты напишешь без адреса-то?

И снова Шва пожал плечами.

— Ки-Уэст не такой уж большой. Может, на почте её знают. А если не получится, то я найду её как-нибудь по-другому.

Я мог бы пуститься доказывать, что, мол, это почти невозможно, но кто я такой, чтобы убивать мечту Шва? Если этот парень умудрился раздобыть скрепку с самого «Титаника» и украсить своей физиономией огромный рекламный щит, то ему вполне по силам найти собственную мать. Шва был человек настырный — вот, наконец, слово, которое я на диктанте сумел написать правильно.

Он долго всматривался в почерк на конверте.

— Когда-нибудь я скажу ей прямо в лицо, какой дрянной номер она отколола. И пусть она тогда мне в лицоскажет, как ей жаль.

Я отвернулся к своему шкафчику, закрыл его, повернул ключ в замке…

— Удачи, Шва. Я искренне желаю тебе найти свою маму.

Но когда я оглянулся, Шва уже и след простыл.

* * *