Читаем «Здесь было НТВ», ТВ-6, ТВС и другие истории полностью

– Олег, – спросил я. – Тебе нужны Балканы? Добродеев снижения тона не принял.

– Нет, нет, – сказал он. – Ты не понимаешь…

И вдруг я понял, что он разговаривает со мной, как с малым ребенком – одаренным, но не постигающим всей сложности мира. А он, давно допущенный к самым что ни на есть государственным верхам, эти материи понимал. И эту свою допущенность к верхам – ценил.

Ценил, пожалуй, больше, чем следует журналисту.

Историк, интеллигент, умница – Олег Борисович на глазах проникался геополитическими задачами и уходил в «государственники». И как по другому поводу говорится в голливудских фильмах: мы теряли его.

…«Россия – страна казенная», – заметил Антон Павлович Чехов. За век с лишним более частной страной Россия не стала, и «государственность» наша по-прежнему подразумевает некоторое презрение к отдельному человеку, который – невелика птица, потерпит.

«Государственник» же, напротив, стало звучать как звание, уважаемое и вполне доходное, вроде купца первой гильдии. Носителю звания сегодня полагается пачка индульгенций на совершение безобразий средней степени тяжести. Звание стало передаваться с молоком матери. Один молодой корреспондент НТВ, при первых звуках травли со всех ног рванувший в сторону РТР, так и сказал, оправдываясь перед будущими хозяевами за свою либеральную молодость: я, сказал, латентный государственник.

Недавно я видел его в Останкино. За пару лет на казенных харчах наш латентный раскормился так, что в лифт входил боком.


Уходя работать на ВГТРК, Олег публично пообещал подать в отставку в тот день, когда «Вести» соврут или не сообщат о чем-либо важном для страны. Видимо, он надеялся проскользнуть между Сциллой и Харибдой – остаться «государственником» и честным журналистом одновременно.

Но уж такое у нас государство, что надо выбирать что-то одно.

Поддержку родной ему армии и не менее родного главнокомандующего Олег Борисович начал осуществлять на РТР сразу и в полном объеме: кандидата в президенты Путина В.В. показывали на корабле, потом на самолете, потом в шахте, потом с ткачихами; на этом новости заканчивались. Если это журналистика, то я начальник Генштаба.

А в марте 2000-го года, ровно за пару дней до президентских выборов, в Москве случилась акция «Голубые сердца в поддержку Явлинского»: группа демонстративных и вполне опереточных геев призывала голосовать за лидера «Яблока»… Черным пиаром от этой акции разило за версту. Это была «заказуха» чистой воды, за которую Добродеев времен НТВ пинками погнал бы корреспондентов с эфирного этажа.

Сюжет про «Голубые сердца» появился в «Вестях» на канале РТР. Видимо, этого потребовали государственные интересы.


Олег обещал, что не будет уводить людей с НТВ, но уже через несколько дней после его ухода телефоны наших корреспондентов начали раскаляться от предложений встретиться и поговорить.

Первым свалил в «государственники» Евгений Ревенко. Свалил сам – и немедленно подключился к вербовке других. Идем мы как-то по останкинским коридорам с Лешей Кондулуковым. У Леши звонит мобильный, он на ходу смотрит определитель номера, подносит трубку к уху и вместо «здравствуйте» говорит: «Женя, иди на х…».

Надо знать интеллигента Лешу, чтобы понять мое изумление.

– Ревенко, – поясняет Кондулуков. – Уговаривает. Через несколько секунд телефон звонит снова.

– Женя, иди на х… – устало и дежурно говорит Леша. Ясно, что этот диалог продолжается у них не первый день. А Ревенко все не идет.

И рад бы, да не может. Он – на службе…


Передо мной – две кассеты. Два репортажа, сделанные одним и тем же журналистом. Оба посвящены встречам Лукашенко и Путина. Между ними – всего полгода, но как изменился автор репортажей! Тонкое, нескрываемое ехидство (осень 1999-го, НТВ) – и граничащее с восторгом уважение к лидерам Союзного государства (весна 2000-го, РТР)…

И одно и то же лицо на экране – лицо Ревенко. Зрелище не для слабых.

Когда я буду стареньким профессором журфака МГУ, то начинать свой спецкурс буду так: попрошу тишины и – одну за другой, без комментариев, покажу первокурсникам эти две кассеты. А потом скажу: молодые люди, никогда не делайте так, это очень стыдно.

Самому Ревенко я уже ничего и никогда не скажу – по крайней мере, про стыд. Разве что процитирую Лешу Кондулукова.

Но если не Бог, то Фрейд шельму метит. Уже в ранге главного ведущего РТР допущенный однажды к Солженицыну, Ревенко собрался с мыслью и спросил у классика буквально следующее:

– Существует ли в России угроза свободы слова? И Александр Исаевич честно ответил Жене:

– Нет.


Уходы с НТВ той поры – это был сильнейший психологический практикум. Большинство из них ни осуждать, ни обсуждать не могу – судьбы рвались в те месяцы, как бумага. Но уход уходу рознь; над некоторыми из уходивших словно тяготело проклятие гефсиманского поцелуя. Сидим, например, ужинаем коллективно, обсуждаем дела наши скорбные – вдруг встает корреспондент Мамонтов и говорит: «Давайте выпьем за то, что мы одна команда. Мы должны держаться вместе…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное