Здесь и сейчас

Итан уже не так крепко держит меня за руку. Проходим еще пару миль. Наконец пересекаем шоссе. Продолжаем идти, пока не выходим к заправочной станции. Ноги мои исцарапаны, саднит ужасно, но душа ликует и поет.

— Машина здесь, совсем недалеко, — говорит он.

Заходим в магазин, Итан берет пару бутылок воды и несколько шоколадных батончиков. Потом идем по дороге к машине, это новенькая «хонда аккорд», у него такой нет.

— Поменялся с соседом, — говорит он. — Так трудней нас будет выследить, если дойдет до этого.

Я киваю. И пока мы не сели в машину, я не чувствую себя в безопасности, молчу и ни о чем не спрашиваю.

— Как ты нашел меня?

Итан поворачивает ключ зажигания:

— После того как умыкнули Кэтрин, я в подошву твоей кроссовки «жучок» воткнул. — (Гляжу на него во все глаза.) — Понимаю. Ты уж прости. Но я был уверен, что они обязательно сделают это.

Я делаю глубокий вдох, медленный выдох. Смотрю на него и чувствую, что сейчас расплачусь.

— Господи… если бы ты только знал, как я тебе благодарна…

Итан сует мне в руку «сникерс», и я, ощущая, как блаженство разливается по всему телу, разворачиваю обертку.

— Может, чтобы их перехитрить, надо научиться думать, как думают они, — говорю я.

— В первый раз я приехал сюда вчера вечером, чтобы оглядеться, понять, что к чему. Прикинул, где они тебя держат, что́ понадобится, и вот сегодня вернулся.

— Какой умный! Нет-нет, им до тебя далеко.

— Честно говоря, я ожидал, что они будут более осторожны.

— Просто они представить себе не могут, что кто-то из общины станет рассчитывать на помощь временно́го аборигена.

— Временно́го аборигена?

Прежде я и подумать не могла, что стану употреблять этот термин в разговоре с живым временны́м аборигеном и это может прозвучать столь высокомерно.

— Ну да, такие, как ты, которые всегда здесь жили. В отличие от нас.

В первый раз за четыре года я говорю то, что думаю, не пытаясь лгать или хитрить. Не сочиняю на ходу, не боюсь, как бы не проговориться, как бы не сказать что-нибудь не то. Просто разговариваю.

— А-а, вот почему ты меня сторонилась.

— Да. Нас учат не доверять временны́м аборигенам, запрещают вступать с вами в близкие отношения и рассказывать о себе. Нас держат в изоляции и страхе. Кроме того, они знают, что никто из нашей общины не станет мне помогать. Поэтому они все такие… я бы сказала, самодовольные.

Итан поворачивается ко мне и заглядывает в глаза:

— Так-таки никто из вас нам не доверяет?

Я пожимаю плечами, смущенно улыбаюсь:

— Да нет, нашлась одна дурочка, похоже, поверила, что вас бояться не надо… хотя от этого одни только неприятности.

Итан пользуется моментом и притягивает меня к себе. Облегченно вздохнув, он прижимается лицом к моей шее, и мне хочется, чтобы так продолжалось вечно. Я с наслаждением вдыхаю его запах… но тут же спохватываюсь.

— Ну хватит, у нас с тобой могут быть проблемы, — осторожно отстраняясь, говорю я.

— Что ты имеешь в виду?

— Для меня не совсем хорошо… быть с тобой слишком близко… или еще с кем из ваших…

— Что?

— Ну, быть физически… слишком… в интимном смысле. — Мне вдруг становится стыдно. — Да нет, не в том смысле, о котором ты подумал.

Сидя совсем рядом с Итаном, зная, что за чувство охватывает его, когда он меня обнимает, я стыжусь своих сладострастных мыслей о нем, которые одолевали меня, когда я танцевала с другим парнем.

На лице его озабоченность и даже некое раскаяние.

— Ага. Понял.

Он что, дразнит меня?

— Но зачем ты это говоришь? Никто же нас с тобой не видит. А кроме того, ты и так уже давно их не слушаешься. Давно наплевала на все их заповеди. — Он умолкает, улыбается. Смотрит прямо в глаза. — Только ты не подумай, я вовсе не собираюсь воспользоваться ситуацией.

— Да нет, не в этом дело, не совсем так, — неуверенно киваю я. Пытаюсь найти слова, как лучше выразить. — Просто потому, что это опасно… Вспомни, откуда я явилась сюда.

— Не понял?

— Ну, просто могли произойти изменения в иммунной системе и на клеточном уровне. Мы подвергались воздействию других видов микробов, вирусов, бактерий — здесь таких нет. У нас с вами разные типы иммунитета. Поэтому, между прочим, нам не позволяют лечиться у местных врачей. Говорят, мол, если в лаборатории увидят состав нашей крови, возникнет множество самых невероятных вопросов. Наши ученые получили возможность увидеть общую картину заболеваний в прошлом, то есть я имею в виду, которая существует сейчас, и, чтобы нас защитить, перед переходом сделали нам уколы. Нам до сих пор два раза в год делают укол. И таблетки, которые мы принимаем, тоже для этого… или, по крайней мере, так нам говорят.

По лицу видно, что Итан испытывает облегчение.

— Так, значит, тебе ничего не грозит.

— Да, зато тебе грозит.

— Мне? Почему это?