Здесь и сейчас

— Как это не касается?! Я считал, что мы с тобой пара. Что ты меня любишь!

Последовало долгое молчание.

— Я никогда не говорила, что люблю тебя, Артур. А если бы любила, было бы еще хуже. Я не вижу выхода. Быть вместе с тобой — значит страдать. Даже в тюрьму можно ходить на свидания! Даже солдатам дают увольнительные!

Под окном завыла сирена. Я наклонился и выглянул в окно: у подъезда остановились две полицейские машины. Туча полицейских в форме высадилась из машин и ринулась в дом.

Вне себя, я напомнил Лизе ее собственные слова, она сама сказала в прошлый раз, что маяк нас соединил не случайно.

— Ты тоже часть моей истории, так ты сказала!

Лиза рассердилась:

— Я ошиблась, вот все, что я могу сказать теперь. Случается, я теряю голову из-за парня. Один раз меня это чуть до смерти не довело, и ты это знаешь лучше всех остальных.

В дверь снова заколотили, и я отошел от окна. Полицейские молотили в дверь и требовали, чтобы я немедленно открыл. А Лиза тем временем добивала меня, нанося последний удар:

— Артур, ты не можешь потребовать, чтобы я прекратила жить и всегда пребывала в тоске ожидания. Я не хочу, чтобы мы с тобой встречались. Никогда. Я не могу помочь тебе и сама не хочу больше мучиться.

С этими словами Лиза повесила трубку.

В ярости я шмякнул телефон об этажерку. В ту же секунду дверь поддалась, и двое полицейских бросились ко мне.

Я не сопротивлялся. На меня надели наручники, вывели на лестницу, потом из подъезда.

— Еще один субчик встретит Новый год в тюрьме, — сказал полицейский, открыв передо мной дверцу фургона «Форд Краун».

Он не ошибся, в этом году другого мне не светило.

2000. Русская комната

Он окинул взглядом морской простор и ощутил свое безграничное одиночество. Но в сумрачной глубине все же что-то по-прежнему мерцало.

Эрнест Хемингуэй

0

Опять жуткий холод. Холод, который пронизывает, прожигает, парализует.

С головы до ног меня била дрожь. Дыхание перехватывало, губы не слушались, лицо и волосы покрылись ледяной изморозью.

Я с трудом приоткрыл глаза и попробовал встать, но поскользнулся и упал… носом в снежный сугроб.

Я снова поднялся, уцепившись за перила лестницы, и прищурился, пытаясь разобрать название улиц.

Я стоял на тротуаре пустынной улицы Ист-Сайда. На углу авеню А и Томпкинс-сквер-парк.

Меня ошеломила непривычная тишина Манхэттена. А вид! Город укутан белым перламутровым покрывалом. А над ним жемчужно-серое небо, в котором еще крутится несколько снежинок.

1

По счастью, я был тепло одет: куртка общества Красного Креста, свитер и сапоги на меху, которыми снабдил меня Захария, сторож корабельного кладбища. Последнее мое воспоминание меня не радовало. Я провел новогоднюю ночь в камере полицейского участка номер 24 в компании карманников и наркоманов. Шампанского я не пил, но голова у меня болела, и меня сильно подташнивало, словно накануне я как следует перебрал.

Я сделал несколько робких шагов и свернул за угол. Старичок-парикмахер, вооружившись лопатой, расчищал тротуар перед входом в салон. Я навострил уши, стараясь разобрать, какие новости передают по радиоприемничку, который он прихватил с собой.

«Буран, обрушившийся на северо-восток страны, назвали самым снежным за последние пять лет. Снежный покров в тридцать пять сантиметров укрыл Нью-Йорк. Снегоочистительная техника уже работает на главных артериях города. Мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани сообщил, что три главных аэропорта города заработают в ближайшее время, а вот кварталы Бруклин и Куинс, к сожалению, пока еще останутся без электричества. Неожиданный снегопад может омрачить празднование Нового года, но завтра…»

Тут я отвлекся от новостей и заметил на другой стороне улицы мужчину в пальто с капюшоном, который приветливо махал мне рукой. Кто такой, я не узнал. Меховая шапка, шарфом замотан чуть ли не до бровей. И тут он радостно закричал:

— Привет, малыш! Рад тебя видеть!

2

Минуты две мы обнимались и здоровались. Я тоже обрадовался, встретив Салливана. Три последних года мне здорово не хватало деда, я даже не думал, что буду так без него скучать.

— Когда вернулся? — спросил он, положив руки мне на плечи.

Старику было уже за восемьдесят, но он был в отличной форме: свободно двигался, фигура спортивная, взгляд ясный, густая борода аккуратно подстрижена.