Здесь и сейчас

– Дом? – эхом переспросила Надежда. – Этот дом остался мне от мужа, построен еще до моего появления. Видишь, муж сплыл, а дом остался. Раньше дом казался мне жутким страшилищем, нелепым и безвкусным, казалось, будь моя воля, я бы все здесь переделала. Теперь же есть возможность переделать, так я привыкла, жалко разрушать.

Совершенно верно, это был типично мужской дом, брутальный и основательный. Линии в нем казались исключительно параллельными и перпендикулярными, без малейшего намека на изгиб. Но трудно было представить, чтобы та Надька, с которой я была знакома виртуально, – любительница рисовать красочных птиц и умопомрачительных тропических бабочек, – ничего не попыталась изменить в столь унылом жилище.

Надя налила себе на два пальца коньяка, Фатя принесла поднос с кофе и была вежливо спроважена спать.

– Ты больше сегодня не нужна, Фатя, спасибо. Иди к себе, дальше мы сами.

– Тогда я кошака вашего заберу. А то оставите без присмотра, а он углы обгадит, мне ж потом убирать.

– Что ты хотела узнать? – задала Надежда главный вопрос, когда ворчливая Фатима удалилась с котенком под мышкой. Мне показалось, она слегка волнуется, рука с бокалом чуть заметно подрагивала.

Вот оно, то, для чего я здесь. Вот оно, время «Ч».

– Я хочу знать, почему вы стали Верой? – Мой голос дрогнул в унисон с ее рукой.

– Знаешь, говори мне «ты», – вместо ответа попросила Надя. – Раз уж так сложилось, что когда-то мы были сестрами, мне неудобно, когда ты «выкаешь».

Мне тоже было неудобно – неудобно обращаться как к ровеснице к незнакомой женщине, годящейся мне в матери. Но на что не пойдешь ради тайны?

– Я хочу знать, почему ты стала Верой, – прилежно повторила я.

– А ты как думаешь? У тебя же должна быть собственная версия? – Она пристально разглядывала меня с улыбкой Джоконды. Казалось, она не собирается отвечать. Так, играет, рассматривая меня сквозь янтарную призму коньяка в бокале.

И в этой едкой иронии, в том, как она с упоением препарирует меня, я тоже узнала настоящую Надю.

– Да, есть. Только ты поправь, если я ошибусь. Мне кажется, что ты просто воспользовалась ситуацией, когда Любомир выстрелил в Веру. Тебе слишком хотелось уехать из страны, тебе хотелось жить в благополучной Канаде, а с Вериной смертью это стало много труднее. Только не понимаю, почему ты все-таки оказалась здесь? Не сложилось с Уолтером?

Она усмехнулась, склонив набок голову:

– Молодец, хорошая сказка…

Зазвонил телефон, отвлекая от разговора. Надя поглядела на дисплей, определяя звонившего, и поморщилась.

– Легок на помине, – с неприязнью заметила она. – Хочешь послушать?

Она включила громкую связь и ответила на звонок.

– Ну что, лахудра, скажешь? Надуть вздумала, сестренка? – Я узнала дребезжащий голос со скандальными нотками, который уже имела счастье слышать утром. – Думаешь, управы на тебя не найдется?

– Что ты хочешь? – ровно и спокойно, будто работник социальной службы, поинтересовалась Надежда.

– Что ты хочешь? – передразнил противный старикашка. – Что ты хочешь? А то не знаешь. Мне сказали, что деваха какая-то сегодня меня искала, из Канады приехала, родственница. Меня не дождалась и к тебе поехала. Что, все прикарманить решила?

– Что я решила прикарманить? – Надо отдать должное, терпению ее можно было позавидовать.

– Как что? Бабки канадские завсегда чемоданами подарки везли, да еще и доллары давали. Зашухарить решила? Так не выйдет, я все узнал. Так что давай делись.

– А нечего делить, Любомир. Ты вон бабок вспомнил, а они, покойницы, сколько уж лет как в могилах лежат. Ошибка это, никто ниоткуда не приехал. Ко мне приходила женщина, но она из Германии и по делу, так что спи спокойно, делить нечего.

Вздорный Любомир не поверил, требовал денег, пытался скандалить, но Надежда твердо завершила разговор. Положила телефон и вопросительно взглянула на меня.

– Прости, пожалуйста, я не хотела ставить тебя в неудобное положение…

– Не бери в голову, это его обычное поведение. Звонит, кричит, денег требует. Я помногу не даю, все равно пропьет.

– Но ты же не обязана ему давать, он сам еще мог бы работать…

– Я обязана, – тихо, но уверенно перебила Надя. – Я тоже виновата в том, что у него не сложилась жизнь. Он же совсем один, никому не нужен. Три раза в тюрьме сидел, семьей не обзавелся. Были раньше какие-то женщины, тоже пропойцы, да сбежали. А последний раз на свободу вышел, так совсем один живет.

Она о чем-то задумалась, что-то вспомнила: