Здесь и сейчас

– С Оли все в порядке. Дело в том, что Гюнтер в больнице, а Вейла сидит у его постели. – Он старался говорить спокойно, но только еще больше меня пугал: – Сразу после нашего вылета в Петербург, в тот же день Гюнтер подписал бумаги о продаже магазина. Он не хотел тебе говорить, чтобы не волновать перед дорогой. А вечером у него случился сердечный приступ, инфаркт…

– Почему Оли ничего мне об этом не говорил? И откуда ты знаешь об этом? Ты что, так шутишь?.. – Я вцепилась в его рукав и принялась трясти, машина завиляла из стороны в сторону.

– Тише, Таня, успокойся. – Он высвободил руку и выровнял машину. – Оливер думал, что ты все бросишь и вернешься домой, а ты сказала, что должна сделать в России одно очень важное дело. У тебя замечательный сын. Они с Агнет позвонили мне и попросили совета, я сказал, что тебе ничего пока говорить не нужно, и попросил Курта забрать Оливера к вам домой и пожить с ним несколько дней до нашего возвращения. Ведь жене Гюнтера стало трудно уделять мальчику много внимания…

– Ты с ума сошел! Он же маленький мальчик!.. Да как ты посмел?! – Я вспомнила, как мой маленький мальчик совершенно по-взрослому обманывал меня эти дни, говоря, что все в порядке. Только голос у него был каким-то чужим, а я, занятая собственными бредовыми изысканиями, не удосужилась отнестись к этому серьезно. И теперь понятно, почему Гюнтер упорно не брал трубку, когда я звонила. – Он оказался один, брошенный… Я даже не знаю, как он провел эти дни.

– Не волнуйся так, нормально провел. Каждый день ходил в школу и ел четыре раза в день. Они с Куртом в хороших отношениях, поэтому Оливер не пострадал в твое отсутствие, даже наоборот, славно провел время…

– Ты соображаешь, что ты говоришь? Разумеется, это же не твой ребенок! Ответь, почему мне никто ничего не сказал? – Я уже кричала на всю машину, размахивая руками в порыве праведного гнева. – Я обязана была вернуться домой!

– Вот поэтому я и запретил говорить. Здесь все прекрасно обошлись без тебя, а ты смогла сделать то, зачем поехала…

Да, и не только сделать, а еще и кувыркаться с ним в постели!.. Не потому ли он запретил сообщать мне?

Я не стала слушать дальше. Я потребовала остановить машину, выматываться из нее и катиться на все четыре стороны со своим чемоданом. Я назвала его бесчувственным чурбаном, ущербным самодуром и сексуально озабоченным недоумком.

Он, казалось, и не собирался реагировать на оскорбления. Только заявил, что ни за что не пустит меня за руль в таком состоянии и сам довезет до дома. Вместо того чтобы убираться подальше, он позвонил Курту, а после короткого разговора сообщил, что они с Оливером в нашем магазине и если я хочу, то он может отвезти меня прямо туда.

Я уже пришла в себя настолько, что смогла позвонить сыну. Оливер и не собирался плакать, он бодро отрапортовал, что Вейла позволила ему забрать понравившиеся книги, и они с Куртом после школы взяли большую сумку и пошли в магазин.

– Приезжай сюда, мамочка, тебе ведь тоже надо забрать отсюда свои вещи. Эрика уже упаковала все свое, а для тебя мы приготовили коробки. Завтра сюда больше никого не пустят, магазин будет закрыт на замок.

Подъехав к хорошо знакомому зданию, я обнаружила, что привычная вывеска снята и стоит, небрежно прислоненная к стене, а с витрины чужие люди убирают последние украшения. Я не стала прощаться с доктором, не стала его благодарить, просто выбежала из машины и поспешила в магазин.

Вопреки ожиданиям, мой сын за прошедшие дни не превратился в оборванного, голодного пирата, а выглядел совершенно таким, каким я его и оставила. После воплей с объятиями он грустно сообщил, что Гюнтер пришел в себя, но еще совсем слаб, а врачи не обнадеживают Вейлу. В торговом зале я краем глаза видела Курта, качавшего сивой дынькой головы над сваленными в гору книгами, но вскоре он исчез, а я даже не успела сказать ему спасибо.