Мы с Оливером собрали мои вещи, погрузили в машину коробки и собирались уезжать домой, когда я заметила забившегося за вывеску Профессора. Кот, впервые в жизни оказавшийся никому не нужным, выглядел плачевно. Одно ухо у него было разорвано и висело, шерсть слиплась и местами торчала в стороны, как иголки у ежа. Зашуганный Профессор, казалось, боялся выбраться из своего ненадежного укрытия. Я вышла из машины, подошла поближе, присела на корточки и увидела, что он дрожит от страха и холода. Где он ночевал эти дни? Я осторожно протянула вперед руку и тихонько позвала, кот немного помедлил, а потом двинулся мне навстречу на полусогнутых лапах. Подошел вплотную, понюхал мою коленку и обреченно потерся, оставляя на брюках серые клочья. Не получив отпора, Профессор посмотрел на меня в упор двумя желтыми плошками и жалобно мяукнул. Долго не раздумывая, подчиняясь неизвестному прежде чувству, я подхватила его на руки и провела ладонью по теплой голове. Кот не сопротивлялся, только, казалось, безмерно удивился человеческой реакции – кроме Гюнтера, его давным-давно никто не гладил. Он оказался совсем не таким тяжелым, как я ожидала, а под шерстью легко прощупывались тонкие старческие ребра. Кот боднул мою руку широким лбом, украшенным свежей царапиной, – возможно, выражал благодарность. Со вздохом я поднялась и, прижимая Профессора к груди, вернулась в машину.
– Мама! Мама, это же Профессор! – по-кошачьи округлил изумленные глаза Оли. – Он что, будет жить с нами?
– А ты бы хотел? – И подумала, что, даже если Оливер откажется, я все равно не верну кота обратно.
– Конечно, мама! Гюнтер говорит, что Профессор очень умный и воспитанный кот. Давай возьмем его себе, а? – В голосе сына звучало неприкрытое недоверие, он знал, что я против животных в доме.
– Давай, не бросать же его на улице…
– Мама, только нужно взять с собой его еду и тазик, в который он писает…
Оли осекся, решил, что напоминание о том, как кот будет справлять дома нужду, заставит меня изменить принятое решение. Я только в очередной раз вздохнула:
– Тогда сбегай в кабинет и забери все необходимое.
– Ты лучшая, мам! – заорал сын, выскакивая из машины и хлопая дверью с такой силой, что бедняга Профессор от испуга втянул голову в плечи, превращаясь в грязно-серый шар. Не отнести ли его завтра с утра в лечебницу, вдруг у него что-то болит? – Ты самая лучшая мама на свете!!!
Не ради таких ли признаний мы живем на свете?
– Мама, мы с Агнет хотели сегодня пойти в зоопарк, ты не могла бы сходить с нами? – Воскресная просьба сына звучала совершенно безобидно и не предвещала никакой беды.
– Конечно, дорогой. Что, нужно заехать за Агнет?
– Нет, заезжать не нужно, мы договорились встретиться прямо там.
Мне следовало почувствовать подвох, но я, занятая кормлением кота, вовремя не отреагировала. Тем более что Оливер поставил меня в известность, что надо спешить. Я успела только впопыхах одеться, допить кофе и наспех причесаться.
– А с кем будет Агнет, с мамой? – Я давно хотела познакомиться с бывшей женой Клауса. Вовсе не для того, чтобы обсудить доктора, а потому, что наши дети дружат. Только пожалела, что для знакомства недостаточно тщательно оделась.
– Не знаю, – пожал плечами сын и посмотрел куда-то в сторону, – с мамой или с Куртом.
Что ж, с Куртом тоже неплохо – у меня ведь до сих пор не было случая поблагодарить его за заботу об Оли.
Мы припарковали машину, взяли билеты и зашли внутрь. В воздухе пахло приближающейся весной, солнце все уверенней пригревало, и день обещал быть теплым. Скоро лето, а я, полностью занятая новой работой в банке, так и не удосужилась продумать программу летнего отдыха для сына. Что ж, Юрген обещал в случае необходимости взять Оливера в Испанию, куда собирался с собственной семьей…
Я не успела додумать эту мысль, потому что прямо передо мной, как из-под земли, выросла хорошо знакомая фигура. И был это вовсе не симпатичный малый Курт, а несносный доктор Клаус Амелунг.
Я вдруг поняла, как скучала без него все это время. Мне не хватало его смеха, подтрунивания надо мной, вечного недовольства, даже нравоучений. Не хватало беззащитного близорукого взгляда, когда он снимал в задумчивости очки, не хватало его сильной руки с часами «Омега», плотно сбитого тела, да и много чего. Иногда ночью я лежала в кровати без сна и думала о нем. О том, что совершенно напрасно накричала на него там, в машине, что он единственный из моих любовников, кто по собственной инициативе взял на себя решение проблем моего сына, да и моих собственных тоже. О том, что в трудную минуту я обращалась за помощью именно к нему, а он ни разу не отказал. О том, что мы вытворяли тогда ночью в номере гостиницы… нет, вот об этом я старалась не думать, всячески гнала от себя воспоминания. Ведь у него есть та, с недовольным голосом «девчонка Амелунга», а я, по словам Эрики, старая несушка. Да он и не пытался напомнить о себе…
– Здравствуй, Таня, ты замечательно выглядишь, – принялся врать он с места в карьер. – Правда замечательно, не сомневайся.