Здесь и сейчас

Так странно, что, когда кто-то говорит: «Секс противоположен брахмачарье, поэтому давайте избавимся от секса», он сам будет, в конце концов, разрушен попытками избавиться от секса. Такой человек никогда не достигнет брахмачарьи. В попытках выбросить секс из своей жизни его ум останется прикованным только к сексу — и достижение брахмачарьи для него невозможно. Его ум вечно будет в огромном напряжении и затруднении — вот и его смерть. Его жизнь станет слишком обременительной. Он станет тяжелым и вообще не сможет жить — ни мгновения. Он будет в большой беде. Если ты смотришь на это таким образом, — а это факт, — тогда я хочу сказать, что секс и брахмачарья связаны друг с другом, в точности как связаны верхняя и нижняя ступеньки лестницы. Когда человек движется по лестнице вверх, он входит в брахмачарью. Брахмачарья — это не что иное, как секс, низведенный до самой нижней степени. Человек достигает точки, в которой чувствует, что все стало пустым, — достигает предельного края. Тогда в жизни нет противоречий, нет напряжения. Тогда в жизни нет беспокойства. Тогда мы можем жить естественной жизнью. Я говорю о том, как жить наиболее естественной жизнью во всех ее аспектах. Мы не живем естественно ни на каком уровне, потому что мы научились неестественным образам жизни. Если мы скажем человеку: «Ходи только левой ногой, потому что левая нога означает религию, праведность. Не ходи правой ногой, потому что правая нога символизирует неправедность...» Если бы человек поверил в это... и многие поверили бы, люди, готовые поверить в такие глупые идеи, находились всегда. Ты встретил бы людей, которые согласились бы, что ходить левой ногой праведно, а ходить правой неправедно. Тогда они стали бы отрубать себе правую ногу и пытаться ходить на левой. Они никогда не смогли бы ходить.

Мы можем ходить, только сочетая движения обеих ног. Нога не может ходить одна, сама по себе, хотя одновременно вперед движется только одна нога. При ходьбе сначала ты поднимаешь одну ногу, что может создать неверное впечатление, что ты идешь одной ногой. Но не забывай, что опорная нога, которая остается позади, не менее важна, чем та, которая в движении. В тот день, когда человек достигает брахмачарьи, в этом достижении опорной ногой является секс — таким же образом неподвижная правая нога служит инструментом для того, чтобы левая двигалась вперед. Левая нога не смогла бы двигаться без помощи правой.

Секс, который пришел в покой, становится опорой для поднимающейся брахмачарьи. Человек может сделать шаг в брахмачарью, только когда секс перестал двигаться. Выкорчевывая опору секса, разбивая ее, ты, несомненно, добьешься отторжения секса, но это не поможет достичь брахмачарьи. Напротив, человек останется висеть в промежутке — и таким образом в подвешенном состоянии оставили человечество многовековые учения. То, что мы видим в жизни вокруг, есть не что иное, как движения правой и левой ноги, правого и левого шага.

В жизни все взаимосвязано. Видимые разделения подобны нотам великой симфонии. Если ты что-нибудь выбросишь, ты окажешься в затруднении. Кто-то может сказать, что черный цвет означает зло. Именно поэтому никому не разрешается одеваться в черное на свадьбе; черное разрешается при чьей-то смерти. Есть люди, которые верят, что черное символизирует зло, а есть люди, которые верят, что белое символизирует чистоту. В символическом смысле эти разделения уместны, но, если кто-то скажет: «Давайте избавимся от черного, давайте сотрем черное с лица земли», помни, с удалением черного не станет и белого — потому что белизна белого выделятся только на черном фоне.

Учитель пишет на черной доске белым мелом. Не выжил ли он из ума? Почему он не пишет на белой стене? Конечно, человек может писать на белой стене, но буквы не будут выделяться. Белое проявляется благодаря черному фону; черное, фактически, позволяет белому выделяться. Помни, белое человека, который призывает к вражде с черным, неизбежно станет тупым, пресным. Человек, который против выражения гнева, — его прощение будет бессильно. Сила прощения лежит в гневе; только тот, кто может злиться, имеет власть и прощать. Чем яростнее гнев, тем великодушнее будет прощение. Сама сила гнева придаст блеск акту прощения. В отсутствие гнева прощение будет казаться совершенно тусклым, абсолютно безжизненным, мертвым.