Здесь и теперь

— Почему моим? Разделим поровну. Моей части с лихвой хватит на свитер и дожить до первой зарплаты. Представляешь, сегодня я получил постановку у Гошева.

— Ты? Артур Крамер? Постановку у Гошева? Даже теоретически этот сценарий, я тебе уже сто раз твердил, так же обречён, как и все остальные твои затеи. И мои тоже. Никогда не поверю!

— Что ж… К сожалению, ты прав. — Я рассказал, как обернулось дело, как согласился на подачку, на это «Первомайское поздравление».

— Хреновина, — констатировал Левка. — Уноси ноги, пока не поздно.

— А ты бы смог отказаться?

Левка яростно дохлебал солянку, отодвинул от себя тарелку.

— Я уже ото всего отказался.

— То есть?

— Видишь ли, я даже тебе не говорил. Но теперь уже можно — добился разрешения, уезжаю.

— Ладно тебе! Ну и шуточки у вас сегодня с Галкой! С ума сошли?

— История покажет. — Лицо Левки стало таким же чужим, грубым, как лица Гали и Машеньки. — Обрыдло. Все. Вплоть до погоды. Есть страны, где вот сейчас, в ноябре, купаются в море.

— В Израиле, что ли?

— Еду туда, но я, естественно, сделаю все, чтобы оказаться в Штатах.

— Это серьёзно?

— Еще как! Завтра мы с Галей разводимся. Фиктивно, конечно. Ее пока не пускают — работала в «ящике». Ничего! Через какое‑то время устроюсь — пришлю им вызов.

— Какой вызов? Какие Штаты? Ведь это же ты с самого начала, ещё когда мы только познакомились, только начали учиться на режиссёрских курсах, именно ты твердил о неотделимости судеб каждого из нас от судеб России. Все эти семь лет занимался Карамзиным, Ключевским, Соловьевым, вынашивал сценарий о Ходынке, той же России. В чём дело? Что изменилось?

— А ничего особенного, — сказал Левка. — Знаешь, у младенцев со временем выпадают молочные зубы… Так и у меня — махал молочными крылышками, шумел, а потом раз — и отпали.

— Ну, понятно, столько лет без работы, устал, вечное безденежье…

— Все так, старина, да не в этом суть. Между прочим деньги кое–какие последние месяцы появились, нашёл я себе все‑таки экологическую нишу благодаря ипподрому. — Он понизил голос. — Здесь орудует банда, связанная с наездниками. Смотрю, что ставит один тип, и делаю то же самое.

— Погоди, не отвлекайся. Стоило ли вести бескомпромиссную жизнь, штудировать Ключевского?

— Стоило, — сухо ответил Левка. — Хотя бы для того, чтобы убедиться: той России не существует. Все, о чём они писали, начиная с Гоголя, если и было, то исчезло от одного только смешения с другими народами. Какая там особая миссия! Все на поверку оказалось религиозным сиропом, в который влип и Достоевский, и тот же Тютчев. Вместо «святой земли» — Нечерноземная зона, откуда чапают колхозники.

— Минуточку, кто войну выиграл, кто стал сверхдержавой?

— А чего хорошего от сверхдержавства? Термоядерное противостояние? Древний Рим тоже был сверхдержавой, пока не смешался с варварами, и куда делись эти древние римляне, ищи–свищи вместе с их империей. — Он помолчал, потом залез во внутренний карман пиджака, достал оттуда сложенную вдоль школьную тетрадку. — Я сам хотел повидаться. Звонил тебе утром, давно хочу поделиться открытием, был все‑таки один трезвый человек. Послушай, что он пишет: «Мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человечества, ни к Западу, ни к Востоку, не имеем преданий ни того, ни другого. Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось нас». А вот ещё: «Дома мы будто на постое, в семействах как чужие, в городах как будто кочуем».

— Почему не имеем преданий? А былины? А «Слово о полку…»? Не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку? Наверное, правильно, да только в этом есть особая роль. Кто прикрыл Европу от монголов? И, если говорить серьёзно, кто действительно спас мир от Гитлера?

— Потерпи. И имей мужество унять свой поток штампов. Былины, былины… А где наша «Илиада»? Где «Махабхарата»? Дослушай. Выслушай хотя бы одну, последнюю цитату: «Мы растём, но не зреем; идём вперёд, но по какому‑то косвенному направлению, не ведущему к цели».

— Цель‑то, по крайней мере, есть, — сказал я, не желая признаться в том, что последняя фраза произвела на меня впечатление. — Все‑таки кто же это?

— Чаадаев, «всевышней волею небес окованный на службе царской»…

— А зачем ты мне все это читал?

— Для твоего же блага. Ты‑то уж точно здесь погибнешь.

— Посмотрим. Готовишь себе оправдание. Ведь мы уже слышали нечто подобное, когда провожали то Мишку, то Андрея, то Отара.

— Генку с Валей, — добавил Левка, убирая тетрадь в карман.

— Да, и Генку с Валей. Я помалкивал, но всегда в душе думал, что это дезертирство. Им было наплевать, что станет со страной, которую они оставляют.

— И мне тоже, — перебил Левка. — Мы с тобой не можем ничего изменить. Я теперь хочу малого — хочу дать Машке настоящее образование, хочу снять хоть один задуманный фильм. Такой, как надо. И чтоб Галя платья да юбки для жирножопых продавщиц по ночам не шила, у неё все пальцы исколоты…