Росс отвязывал веревки брезента от труб. Без фонаря он бы и не заметил, что очередная пустая производственная комната - на самом деле отлично спрятанное место. Последнее движение - и брезент падает на пол. Перед ним оказались гранаты, штурмовые винтовки (что Коалиция запретила к производству еще невесть когда), револьверы, бронежилеты, зажигательные смеси, огромный боезапас и другое вооружение, которого хватит, чтобы взять станцию и, наверно, еще одну такую же силой. Росс собирал в голове факт за фактом, что никак не строились между собой. Как ГБК это все пропустила? Почему до сих пор никто не спускался сюда, и почему так яро и прямо кто-то расклеивает плакаты с изображением Капитана Европы с клоунским носом? Но Росс дернулся, только услышал позади себя хлюпающие звуки. Он машинально, стараясь меньше шевелить ногами по воде, перебрался за станок и сел за ним. Фонарь он потушил, засунул в карман и достал свой укороченный револьвер с шестью патронами. Звуки были все отчетливее, громче, ярче и выразительнее. Кровь пульсировала, добиралась до самых ушей, а рукоятка начинала потихоньку скользить. Иван замер, готовясь к самому худшему исходу. Кто это? Хваленные людоеды? Подкрепление? Мерфи?
- Папа, ты здесь? - был тонкий, детский голосок. И Росс провалился в Бездну. Он, насколько это возможно, тихо выдохнул. Но волнение, что его обняло, как мать обнимает свое дитя, не отпускало. Эти объятия были слишком сильные. - Папа?..
Росс, все-таки не веря своим ушам до последнего, тихонько поднялся и направил револьвер в сторону звука. Мальчик стоял с игрушкой в руке и светил себе под ноги фонариком. Был он в резиновых сапогах и сопел носом, и, по большей части, как и многие дети на Европе. Тепла не хватало, и в зябких условиях даже взрослые часто оказывались в неприятной ситуации. И половины болезней здесь не лечили, ибо не знали, что для этого нужно сделать. Врачи на Европе были суровые, и говорили честно: неизлечимо.
- Не бойся. Ты откуда здесь? - сдержанно спросил Иван, изо всех сил старающийся не напугать своим появлением. Он спрятал револьвер и стал потихоньку подходить. - Как ты вообще сюда забрался...
Мальчик молчал, замер в изумлении. В глазах его играл животрепещущий страх, и он железной хваткой вцепился в свое плюшевое существо, которое европейские ученые обнаружили лет тридцать назад. Было оно безобидное и годилось людям в питомцы, да только найти его было невероятно трудно. Продавались они за бешеные деньги, а моряки, которым оно попадалось на судно, оставляли его, как талисман. Всей командой о нем заботились, кормили и давали имя.
- Я за папой шел, - все-таки решился сказать мальчик. - Мой папа - самый смелый!
- И ты решил быть как он? - заговаривал зубы Иван. Ему казалось немыслимым простое появление этого, на вид, пятилетнего мальчика, здесь, в закрытых помещениях, усеянные водой и темнотой.
- Да! Он ничего не боится! И я тоже - ничего не боюсь! Но я потерялся и хочу домой, к маме... - и мальчик обернулся, услышав вместе с Иваном что-то нечто более страшное, чем хлюпающие шаги до этого.
- Давай так. Мы отсюда сейчас уйдем, а ты мне расскажешь, как ты сюда залез, хорошо? Как тебя зовут? Меня вот можешь звать Мишей, - врал Иван. На секунду ему пришла мысль, как бы не забыть, как тебя вообще зовут, ибо это уже было третье имя за эти дни.
- Саша Акхард, - и буква 'Р' была произнесена как буква 'Л'.
- Значит, Саша, сейчас залезай ко мне на спину и давай-ка отсюда уходить, - и только в самом начале коридора послышалось утробное рычание, Иван поднял мальчика на спину и направился туда, откуда он сам пришел - к лестнице, которая, к сожалению, могла не выдержать вес Ивана и Александра вместе. - Давай, маленький Акхард, свети назад и говори, что видишь.
- Оно сюда ползет, сюда!
***
- Иду я, значит, на работу, - причесывал Иван бармену, сняв мокрые ботинки. - Иду, хорошо мне, зарплату получаю сегодня. Ну и думаю: а где все? Ни души на работе. Вот прям забастовка, не приперлась ни одна сволочь. Тут смотрю, лампочка мигает. А я ж разбираюсь, беру лестницу, встаю на неё - и меняю. Вдруг везде свет гаснет. Думаю: опять коробки полетели. Тихонько слезаю и... Кто-то, мать твою, рычит. Не по-человечески, я-то сперва подумал, что это розыгрыш какой, шутки шутят. Ну оно еще громче, напористее, я уж совсем испугался. И слышу - протечка где-то, вода так и бьет ключом. Тут я догадался. Тварь эта прогрызла обшивку и пробралась к нам в отсеки. Только меня почему-то никто не предупредил. Ну и стою я значит на своей стремянке, качаюсь со страху, держусь за лампочку...