Здесь люди

В Донецкой области всё по-другому. Там бои идут до сих пор, и блокпосты – обязательные части пути.

Всё меняется, меняется и дорога.

Пусть же дорога Донбасса покроется цветными флажками, рекламой подгузников и придорожными кафе, пусть даже с просроченной и невкусной едой.

Как мы раздаём помощь

«Гуманитарная помощь. Дебальцево»

19 октября 2015 года

Дневник

Как мы раздаём помощь и ищем нуждающихся на Донбассе?

Мне регулярно сбрасывают подобные призывы: «Семья Ивановых голодает! SOS!» И вот мы на пороге Ивановых. Нас встречает лоснящаяся откормленная тётка, которая грубо отрезает: «Оставьте здесь». Домой пускать не хочет. А если всё-таки пройти в него, в дом, то можно увидеть забитый колбасой холодильник, толстеньких детишек с конфетами за щекой, которые подарят отштампованные рисунки с танками и взрывающимися бомбами. Почему-то с интернет-призывами так случается часто. Поэтому не реагирую на большинство слёзных рыданий в интернете.

Это, конечно, не значит, что Ивановым помогать не надо. Им тоже, скорее всего, несладко, раз просят.

Но мы разворачиваемся и уходим. К тем, кто не попросит. Но кому действительно некому помочь. Как мы находим тех, кому помогать?

– Жень, после хосписа в Горловке давай заедем в Дебальцево? Там полно разрушенных домов и людей, которым некуда деваться.

– Поехали.

И вот мы собираем пакеты с проднаборами. Каждый пакет килограммов 12 – молочка, макароны, курица, масло, мыло и т. п.

И едем в никуда.

Обычно ищем сельсовет, поселковую или городскую администрацию – спрашиваем на улице прямо у людей.

Потом заходим внутрь и ищем человека, который может нам дать списки тех, кому нужно помочь. Всегда идут навстречу. Куда бы мы ни ездили. Георгиевка, Хрящеватое, Дебальцево, Чернухино…

Часто работники сами садятся с нами в бус и едут по домам. Скрывают лицо: «Потом будут всем рассказывать, что пиаримся на гуманитарке».

И вот после посещения хосписа в Горловке, на обратном пути, мы заезжаем в Дебальцево.

Наталья Николаевна, вторая рука мэра, поехала с нами показать улицы – мы в городе не знаем ничего.

Пытаемся прозвонить тех, чьи телефоны есть. Кого нет дома, у кого занято. Тычемся наугад.

И вот мы у Светланы Валерьевны С.

Огород наполнен живностью – утками, курами. Без хозяйства выжить нельзя.

29 января 2015 года в огород прилетела мина. Дом цел, но крыша пострадала сильно.

Светлана живёт со своим сыном. Ни на что не жалуется.

Но крыша такая во всём доме. Они так и живут под ней. Местами дыры и видно небо.

– А если дождь?

Смеётся.

– Пакетами и плёнкой накрываем всё. Но это полбеды. Вот холода начнутся – топи, не топи…

Пока мы были у Светланы, наш водитель Сергей разболтался на улице с прохожим. Оказалось, что в его дом попали четыре снаряда, и живут они прямо напротив в пристройке всей семьей.

Мы заходим к ним, во дворе коляска с малышом, привязан пёс. Обычная жизнь.

Только вот дома нет у Пономоренко Валерия Павловича.

– Бать, а ты им дом покажи внутри.

У его дочери пухлые щёки. Она всё время хохотала и смеялась, как ребёнок.

Сама не так давно стала мамой.

– У нас в прошлом году был сделан евроремонт. Видите? Выключатель новый только поставили…

Не вижу. Выключателя и нет. На полу остатки валяются…

У ворот к нам подошла женщина.

– У меня тоже дом разбит. Пять снарядов попало.

Мы пошли за ней. Вижу сбоку: она идёт твёрдым шагом, а руками смахивает слёзы. Мы подходим к пустынному месту, где только железный забор, за которым нет ничего. Посередине останки печки. А вокруг только трава и сорняки. Женщина открывает калитку:

– Вот, заходите ко мне в гости.

Голос такой же твёрдый, как и шаг.

– Живу у дочки рядом… Я у неё в подвале была, когда снаряды прилетели…

Дочка – инвалид второй группы. Делали две операции на сердце. Дочке 53 года – детей нет.

– Всё сгорело – собака, куры, две кошки…

Ольга Григорьевна К. У неё целый букет болезней, начиная от сахарного диабета в тяжёлой форме, заканчивая хроническим бронхитом, пиелонефритом и др. Я не успела даже всё записать. У неё глаза косят в разные стороны, и не непонятно, на что она смотрит – на тебя или куда-то ещё.

– Какую болезнь ни скажи – моя.

Живёт одна. Дом пострадал, но цел, и в нём можно жить. Пока мы раскладывали еду, подошёл крупный мужик.

Он был одет в камуфляж.

– Это мой сын, на денёк приехал. Сына, занесёшь продукты?

– Ты чо, сама не можешь? – здоровый лоб развернулся и ушёл.

Я пытаюсь как-то остановить его.

– Вы в ополчении?

– Вот задолбали! Да это просто камуфляж, причём тут ополчение? Слепые, что ли?

Ольге Григорьевне стало невозможно стыдно перед нами. А нам стало невозможно стыдно за него… Маленькая, болезненная, еле семенящая по двору женщина. Она его ласково звала «сына».

Дома у неё везде следы ещё от зимней бомбежки.

По двору Валентины Николаевны Г. бегают двое внуков – мальчишка и девчонка. Они сейчас живут вместе с бабушкой и прабабушкой на улице Полевой. Эта улица пережила самые сильные бои в Дебальцево.