Рыбзавод разбомбили, в цехе металлочерепицы автоматами расстреливали технику. Мебельный цех разрушили, всю технику угнали, а всё, что не завелось, спалили. Завод металлопластика разрушили. Танками давили газопроводы. Когда их спрашивали «зачем?», отвечали: «Оно вам не потрiбно».
Никому непонятно, зачем раздавили танком детскую площадку.
От разных людей слышала, что военные из нацгвардии говорили жителям: «У нас сараи лучше, чем ваши хаты». – «Что вы так бедно живёте?»
Из Новосветловки батальон «Айдар» вывозил вещи из домов камазами. Одна женщина рассказала, что у неё из дома вынесли всё, вплоть до ложек. Про разрушения Хрящеватого и Новосветловки и рассказать страшно. Целые улицы – руины. Людей сгоняли в одно место и мародёрствовали по домам.
В Первомайске пострадали почти все здания в той или иной степени. Многие просто стёрты с лица земли.
Жилые дома, школы, больницы, столовые, детские сады, техникумы, газораспределительные станции, дворец спорта, собес, градообразующие предприятия, шахты, котельни – все они подвергались многократному обстрелу.
Почти со всеми этими разрушениями не находились военные части. То есть били по зданиям специально, разрушая инфраструктуру города. По наводке.
В Чернухино почти все колодцы были отравлены. Военные «заливали туда соляру», как рассказывали местные.
– Господи, зачем? За что?
– Да бог его знает.
Ну зачем, зачем стрелять в Луганский гериатрический пансионат для ветеранов войны и труда, где живут 250 пожилых, из которых 170 лежачих, которых просто невозможно эвакуировать?
Пансионат находится в лесу, никаких частей даже близко не было, чтобы сказать, что стреляли в обратку.
Зачем отравлять колодцы, давить танками площадки, бить по больницам и детским садам?
Зачем?
За что?
Летом на Донбасс
Уже с лета мы перестали арендовать грузовые машины и стали ездить на легковой московского Жени. Почти всегда вдвоём, потому что машина забита до отказа и места больше нет. Помощь через границу стало провезти невозможно. Но и необходимость тащить еду через всю страну отпала. Рынки Донбасса переполнены. В магазинах продается всё, причём цены там ниже, чем в Москве. Одна проблема, у местных нет денег. Только с лета 2015 года начали выплачивать пенсии и пособия. Но они настолько маленькие, что почти всё в магазинах людям не по карману. Мы стали ездить просто с деньгами, на месте закупали все необходимое и развозили по адресам. Люди почти год сидели на кашах и тушёнке, а тут появилась возможность привозить свежую еду. Курица, яйца, молочка, овощи – теперь мы развозили именно это.
Отдельная история – дорога. Почти каждый путь – это приключения.
Вот, например, наша поездка в июле.
В Луганске нестерпимая жара, плавится всё вокруг.
Деревья все в дымке.
На границе очередь километра два плюс куча автобусов и очереди из людей, которые границу проходят пешком.
На голове кофты, под плечи салфетки, полотенца, чтобы не сгореть. Ни тучки, ни дерева – ничего. Лишь южное палящее солнце.
В толпе только одно – Донецк, Горловка, пенсии, война. – У нас тихо, домой. Невозможно так больше.
– Где тихо, а где совсем не тихо.
– Ааааа. Вы из Горловки, поди? Мы-то местные, краснодонские… Дом…
Многочасовое стояние на жаре, длинная лента машин, еле ползущая к цели.
Лёд уже тает, холодильник на вторые сутки перестаёт держать. А там инсулин, которому нужен холод.
А конца и края стоянию не видать. Одну ночь не спавшие совсем, начинаем тихо сходить с ума. Пошли вторые сутки.
Водилы автобусов обсуждают графики поездок:
– Я в прошлый раз простоял больше полусуток здесь. А в другой раз проскочил в момент. Не угадаешь.
Чувствую, дело плохо. Решила идти ва-банк.
Прошла в начало очереди к бежевой машине. Расправила плечи, взяла холодильник и слёзно умоляю:
– Дяденька, пожаааалуйста. Ещё часов пять – и инсулину каюк. Дяяяяденька!
Дяденька смотрит на меня, на холодильник, потом опять на меня.
Что действенней – декольте или инсулин? Выбираю второе.
Достаю пачки и начинаю перед носом трясти коробками и чеками. Сомнение в лице.
Расправляю декольте.
– Ладно.
Выдыхаю. Проползаем в начало очереди. Все соседние машины смотрят на нас в бешенстве.
– Мы вас не помним!
И тут звонок друзей, ждущих нас на той стороне:
– Ребят, там 40 машин гумконвоя МЧС проезжает обратно в Россию.
Инсулин.
Глаза воспалённые и красные. Ноги подламываются, и жара, жара, жара.
Очередь замерла и ещё часа два стоит. Машина нагрета, и сидения словно песок в Сахаре – можно готовить яичницу.
– Жень, надо включать на всю кондёр, иначе инсулину каюк.
Включили. Голова кругом. Вышли на улицу.
Я захлопываю дверь. И она… заблокировалась. Непонятно почему.
Женя (Московский) смотрит на меня. Ключи внутри, все вещи внутри. ВСЁ внутри. А мы снаружи.
В любой момент очередь может подвинуться. А мы зажаты автобусами, и, следовательно, вся очередь наглухо встанет за нами.
Я впадаю в панику.