«Здесь начинается ад»

А на следующий день поступил приказ – начать охоту на местную дичь. В команды были выделены наиболее опытные в этом деле бойцы. К слову сказать, большинство десантников было из таежных районов Кировской области и Удмуртской автономной республики и бывали в лесах, но… Но охота – не война. Тут немного другие навыки нужны. Читать следы зверя, например, а не человека. На людей-то пацаны уже худо-бедно научились охотиться… Звери – они все-таки хитрее. Вона недавно ребята из четвертого батальон аж три дозора немецких положили!

Артем шмыгнул носом и поглубже зарылся в снег. Чтобы зверь не чуял…

Впрочем… Какой уж тут зверь… С сентября в этих лесах война идет! Хотя разведчики и мамой клялись, что свежий лосиный помет видели.

Хорошо, батя старый охотник. Перед войной медведя брал пару раз. Велел тут лежать и не шевелиться, пока он по следам ходит.

Артем не заметил, как начал дремать.

В снегу засыпается хорошо… Хоть и холодно… Да уже и не холодно… Тепло… Странное такое тепло… Нежно… Людка так же обнимала…

Внезапный шорох, сбивший снег с еловых лап, сбил сон. Шамриков еще не успел проснуться, как уже вскочил на колени и выстрелил несколько раз на звук. И лишь потом протер глаза.

За густыми зарослями ельника кто-то грузно шевелился, издавая утробные звуки.

«Вот пожрем! Вот пожрем-то!» – мелькнула радостная мысль. Он, торопясь, натянул лыжи, щелкнув по обледенелым валенкам пружиной, и поморщился – железяка опять ударила по самому протертому месту изъерзанной обувки. А потом скорым шагом побежал к месту, где упал лось.

Шамриков раздвинул ветки и…

Густо обрызгав кровью снег, под ногами Артема лежал отец.

– Батя, батя, батя!! – закричал сержант и упал на колени. Он обхватил руками лицо отца, приподнял голову, заглянул в глаза, почему-то ставшие голубыми. Ровно весеннее небо над ними…

Артем тряс отца, не замечая струйки крови, стекавшей из уголка рта.

Он не заметил и того, как на выстрел сбежались бойцы, как кто-то бил его по мокрым щекам, как санинструктор сноровисто снимал полушубок со старшины…

Он пытался схватиться за винтовку, чтобы убить в себе удушливое чувство вины. Удушливое и колющее прямо в сердце.

Кто-то отопнул винтарь в сторону. Артем привстал на четвереньки и пополз к оружию. Но сильный удар уронил его, потом кто-то навалился на спину, заломив руки и больно замотав их чем-то за спиной.

А потом его волокли по снегу. Жесткий наст обдирал лицо, но он этого не чувствовал.

Он видел поголубевшие, слепые глаза убитого им отца.

Потом кто-то кричал в ухо. Но он этого тоже не слышал. Он слышал только хрипы убитого им отца.

Потом что-то вскипело внутри, злое, яростное, красное. Он попытался встать, но не смог, потому что все вокруг почернело от удара по голове. Его перевернули и начали связывать.

Но он не потерял сознание, нет. Просто все стало черным, мутным, крикливым, громким, стреляющим.

Потом он куда-то поплыл. Медленно так. Слегка раскачиваясь. Это его убаюкивало. Потом кто-то долго – совсем рядом – ругался на два голоса. Это когда земля перестала качаться. А перед глазами снова и снова всплывал отец.

А потом вдруг его приподняло снова. Затрясло, захолодело, заморозело – так что связанные руки и ноги окончательно онемели и перестали чувствовать.

Когда сержант Шамриков открыл глаза, над ним повисло деревянное небо.

Он повернул голову набок. Деревянный горизонт ткнулся трещинками. Артем повернулся в другую сторону…

И увидел храпящего на соседней кровати отца. Тонкая нитка слюны стекала с густой его бороды.

«Приснилось!» – жадно выдохнул сержант. Потом с силой закрыл глаза и снова открыл. А потом сел на своей кровати. В белом исподнем. Чистом… Чистом?

Голова болела и слегка мутилась. «Жарко как натоплено», – подумал он и спустил ноги на пол. И тут же закричал от резкой, сильной боли в ногах, упав на пол.

Отец только вздрогнул и дернул головой, так и не проснувшись. А дверь распахнулась, и к Артему, валявшемуся на полу, подбежала женщина в белом халате.

– Что ты, милый, что ты! – подхватила она его под руки и потащила обратно на кровать.

Артем попытался схватить ее за плечо, но не смог. Вместо пальцев левой руки он увидел культю, замотанную свежим бинтом.

Он онемел. А потом, не обращая внимания на кряхтящую, закидывающую его на кровать санитарку, испуганно посмотрел на правую.

Из-под бинта торчали два черно-синих, обмазанных чем-то желтым, пальца. Указательный, кажется. И средний…

Санитарка закинула на матрас ноги, резко стреляющие где-то в районе голеней.

– Где я? – хрипнул ей сержант.

– В Выползово, солдатик, в тылу. В госпитале. Привезли тебя вчера. В госпитале ты, милый.

Сержант уставился в некрасивое, рябоватое – как у Сталина! – мелькнула дурацкая мысль – лицо санитарки.

– Как в тылу? А батя? Что с ним?

– Живой твой батя, вчера сразу ему операцию сделали, – зачастила санитарка. – Селезенку удалили и из печени пулю достали. Хорошо все у него… Еще спляшет у тебя на свадьбе, заместо… – осеклась вдруг санитарка. Потом неуклюже погладила Артема по щеке: – Вот вас вместе в палате положили, чтоб ты не волновался.