«Здесь начинается ад»

– Ты только это… Не расслабляйся. Дорога еще долгая. Не близко мне. Тебя звать-то как?

– Угум…

– Угу, угу… – Андрей подтянул ремень «ППШ». Чтобы бил по другому месту. И снова зашагал.

Иногда падал. Идти по талым сосудам весеннего снега несколько тяжело.

Иногда падал специально, чтобы отдохнуть. Усталое тело все же требовало отдыха.

– Сто грамм бы сейчас. И покурить, да? Впрочем, тебе курить не надобно пока. Угу?

– Угум…

– И хлебушка…

– Угум…

– Нормально чего-нибудь можешь сказать?

– Мммм…

– Тоже не плохо… Идем?

– Угум…

Андрей снова зашагал вперед. Колючие ветки подъельника порой били по лицу. Сначала он оборонял лицо рукой. Потом перестал. Тугая веревка волокуш сильно сдавливала грудь. Он просовывал под нее больные ладони в дырявых рукавицах. Но тут же выдергивал их обратно. Слишком больно веревка елозит по волдырям, сдергивая кожу.

Андрей шагал и шагал по следам батальона, незаметно отставая от него.

На второй день он упал.

– Не могу больше. Отдохну часик. Жив?

Раненый на волокуше молчал.

– Помер?

– Ммммм… – подал голос тот.

– Хрен с тобой, – устало ответил Андрей. – Наши потерялись. Иду по следам, пока. Слышишь?

Ответа не было.

На третий день он подполз к березе. Достал штык-нож. Срезал старую бересту. Потом стал отдирать молодую. Под тонкими одеждами березки обнажилось молодое зеленое тело. Он приник губами к этой зелени, слизывая влагу. Потом вгрызся зубами в эту зелень.

– Вкусно. Хочешь? Я тебе срежу кусочек.

Ответа нет.

Сколько времени прошло? Ни Андрей, ни раненый не знали. Потерялись во времени. Хорошо – не в пространстве. В путь они отправились, когда Андрей съел всю свежую кору с дерева. Вроде насытился. Под зеленью свежей коры была сладкая, но совсем не жующаяся древесина…

– …Ты красивый, – шептала она ему тогда. – Красивый и добрый. Пообещай мне, что вернешься, ладушки?..

Он кивал и делал еще шаг.

– Лен, ты потерпи, я вернусь, ты только жди, ладно?

Она шла перед ним. Маня к себе. Она – шаг. Он за ней. Он – шаг. Она от него.

– Вернись, мой хороший…

Иногда он засыпал.

Потом просыпался и снова полз вперед.

Они должны дождаться. Должны!

Однажды ночью у него здорово прихватило живот. Андрей снял с себя веревку волокуш. Отполз в кусты. Расстегнул маскхалат. Снял его. Потом снял штаны. Сел, навалившись на какое-то дерево. Открыл глаза. Перед ним, мохнато распустившись почками, свисала ветка. «Верба…» – понял он. Помнил из далекого детства, бабушка домой приносила. Верба, да, Вербное воскресенье, да… Острая боль схватила низ живота. Он поднатужился. Не получилось. Он сломал ветку. Не удержался – обглодал мохнатки. Натужился еще. Потом заострил зубами конец ветки. И стал выковыривать из себя вчерашнюю березу. Потом потерял сознание.

Когда пришел в себя – потерял счет дням.

Просто полз.

Раненый на волокуше уже давно не отвечал.

Но Андрей с ним продолжал разговаривать:

– А ты не молчи, не молчи! Помер, поди? И что, это мешает тебе разговаривать? Ты же комсомолец, ты должен!

Иногда он спал. Свернувшись в клубок.

Иногда просто лежал, смотря в голубое апрельское небо.

Иногда просто полз.

Иногда снова терял сознание от боли в животе.

А потом он увидел людей.

Они подходили к нему со всех сторон. Выставив вперед винтовки. «Фрицы… – понял он. – Переодетые. Это они специально в полушубках и ушанках…»

Он стянул со спины автомат. От усталости ткнулся лицом в снег, мокро резавший лицо осколочками льдинок. Прицелился в одну из надвигавшихся фигур. Фигура упала еще до того, как он нажал на спусковой крючок. Автомат почему-то не заработал. «Предохранитель…» – подумал десантник, но сдвинуть кнопочку не смог. Пальцы обессилели. Полез в подсумок за родной «лимоночкой». За последним шансом.

Но лишнее движение обессилило его, и он опять потерял сознание.

Шел день шестой.

А потом он очнулся в госпитале, где-то под Москвой. Вместе с тем раненым, которого, как оказалось, звали Ильшатом. Как и почему тот оказался жив, никому не известно. Только Аллаху, но тот никогда об этом не расскажет…

А батальон капитана Жука вышел из окружения. Почти в полном составе.

Бойцы того стрелкового полка изумленно провожали взглядами тощие, черные тени, тащившие на себе живых и мертвых.

Десант своих не бросает.

– Ильшат? Жив? – Первое, что Андрей увидел – знакомое лицо на соседней койке.

– Жив, Андрюха! Жив! Повоюем еще? – улыбнулся Андрею до боли незнакомый парень.

– А то! – Андрюха показал большой палец. И подмигнул.

– Тьфу, вояки… – заворчал какой-то старик и отвернулся лицом к стенке.

– Повоюем, братка. Повоюем еще! – засмеялся Ильшат. А Андрюха кивнул им обоим и уставился в белый потолок, закинув руки под голову. И улыбнулся. Жизнь продолжалась. Продолжалась и война.

Но война уже где-то там. А они пока в палате госпиталя. Ленка его дождется… Обязательно дождется…. Наверное… Снотворное сработало…

Как оказалось, они вышли четырнадцатого апреля. Спустя полтора месяца после начала операции.

25

– Однако к батальону вашего Жука мы еще вернемся, герр Тарасов. Расскажите мне вот о чем… Что произошло с вашей бригадой под деревней Черной?

– При первой попытке прорыва?

– Да, – ответил фон Вальдерзее.