«Здесь начинается ад»

Но это обычно. Когда нет войны.

А когда война, птицы испуганно теряются в стальном дожде, падающем с неба, а звери стараются уйти подальше, подальше – кто на запад, кто на восток. Смотря по какую линию фронта зверь находится.

Молодой медведь – да какой там медведь? Так, медвежонка, всего первую зиму отночевавший, сидел и бережно баюкал правую переднюю лапу, висящую на сухожилиях.

Баюкал и плакал. Слезы на его морде смешивались с кровью – такой же красной, как у человеков. Морда была глубоко поцарапана осколками какой-то круглой железной штуки, на которую медвежонка ненароком наступил. Он раскачивался из стороны в сторону и время от времени взревывал, словно жалуясь небу на боль.

Вдруг он почуял чужой запах. Страшный какой-то запах. Не медвежий. Он привстал, но тут же снова присел. Голова у медведя кружилась от боли и потери крови. Он попытался зарычать, но у него не очень получилось, потому что запах стал еще сильнее. Из ельника вышло двуногое существо белого цвета. Существо что-то залопотало, громко забухтело и сняло с плеча какую-то палку. Медведь снова попытался встать – страх и злость придали ему сил. Но существо не испугалось оскаленной пасти зверя. Оно замахало лапой, и из кустов вышли еще трое таких же. Тоже с палками в руках. От них пахло очень плохо. Как от той круглой штуки, которая сделала больно его лапе.

Первый поднял палку, приложил к плечу.

Медвежонка пошел навстречу существу, стараясь напугать его молодыми зубами. Лапу он все так же баюкал. Было больно.

Вдруг откуда-то слева что-то громыхнуло, у существа разлетелась голова, в воздухе запахло кровью и…

И мишка, смешно ковыляя на правую лапу, побежал дальше, дальше вдаль, до безумия, до расстройства живота, боясь всего на свете, а особенно этих существ, раскидавших по лесу боль, смерть и страх.

Мишка так и не узнал, что все, кто его напугал, упали убитыми на прогалинке, смешав свою кровь с его. Он пробежал всего лишь сто метров и подорвался на мине снова. На этот раз – смертельно.

А еще через полчаса трое десантников, с лихорадочно блестевшими глазами, свежевали тушу молодого медведя.

– Ну ты молодец, Гриш! Как немца завалил! С одного выстрела! – восхищался черноокий рядовой Багиров.

– Мишка помог, Вагиз! Немцы на него отвлеклись, – ответил ему рядовой Гриша Невстроев, командир отделения второй роты третьего батальона. – Да и вы быстро сообразили! Молодцы! Тремя очередями четверых вальнули! А ну, помоги!

Бойцы с трудом перевернули тушу медведя.

– Ты где так резать зверя научился? – облизнул сухие губы тоже рядовой Петя Черепов.

Впрочем, все трое были рядовыми.

Оставшиеся в живых сержанты уже командовали взводами, а некоторые и ротами. А все отделение состояло из трех бойцов.

– Приходилось в мирное время, – без тени усмешки ответил Невстроев.

– На охоту хаживал?

– Угу…

Гриша отрезал от туши кусок свежего мяса. И, сунув его в рот, закрыл глаза от наслаждения:

– Эх, соли бы сейчас… – пробурчал он сквозь набитый рот.

Вагиз и Петя с оторопением смотрели на него.

– Парное, – наконец проглотил он кусок. – Да жрите вы! Чего смотрите!

Невстроев отрезал от лапы кусок побольше и снова начал жевать его. И опять зажмурился.

Вагиз осторожно спросил:

– Гриш, а можно разве сырое-то?

– Можно, – не открывая глаз, ответил тот. – Лучше бы мороженое мясо, конечно. Строганинка называется. И перчика бы с хреном сверху…

Первым не выдержал Петя Черепов. И принялся яростно ковыряться во внутренностях мишки.

– Печень не жри. Там паразитов полно могет быть, – икнул Невстроев.

– А остальное?

– Мясо с лап жри. А ты, Вагиз, что? – спросил он рядового Гайнуллина. – Вера не позволяет?

– Какая еще вера… Комсомолец я! – И тоже принялся кромсать теплое, дымящееся кровью мясо молодого медведя.

За полчаса три молодых организма с успехом умяли лапу медведя, обглодав ее почти до кости. Ссохшиеся желудки уже были полны, но глаза требовали – еще, еще, еще! И они лопали мясо, заедая железистый вкус во рту истоптанным снегом.

Лопали и не заметили, что там, откуда они ушли, оставив свой пост, всего лишь в сотне метров от туши погибшего на мине медведя, за их спинами к бригаде прошла пятерка фрицев. А потом еще одна. А потом еще. До трех взводов, включая две батареи минометов.

Гриша, Вагиз и Петя опомнились уже тогда, когда в тылу началась канонада.

Война вернулась, сорвав пелену сытости и дурмана.

Не сговариваясь, все трое вскочили на лыжи и побежали обратно по своим следам. Стараясь не сходить с лыжни. Мишка, конечно, протоптал по минному полю тропку, вот по ней они и ходили в «лесную столовую», как обозвал медведя Вагиз, а сейчас по ней же спешили обратно.

– Мать твою! – шепотом ругнулся Григорий.

Трупы немцев они оттащили в сторону и закидали их снегом, предварительно обыскав и не найдя ничего съедобного. Там они и валялись, падлы, незаметные для стороннего глаза. А вот на снегу лыжных следов прибавилось. И вели они в ту сторону, откуда шла пальба.

– За мной! – махнул рукой командир отделения. – Вагиз слева, Петя справа!

Сам же пошел по следам.

Им повезло.