Здесь песок чище

— Иногда охраняли, иногда нет. На этот раз мы сами несли охрану. Я думаю, это было нужно для того, чтобы не провалиться. Мы все хорошо изучили. Были там, где стояло судно, присматривались, как будто бы мы не имеем к нему никакого отношения… Вот даже до чего дошло. Однажды мы солдата бесплатно подвезли на машине и от него выведали, в котором часу у них смена.

— Вы сказали, солдата подвезли бесплатно?

— А ты что, не понимаешь? Я-то подумал, что ты кубинец, старина!

Каэтано уже почти вывел из себя терпеливо ведущего допрос агента, который не привык вступать в спор в подобных случаях. Постоянные намеки на какие-то заслуги, неуважительное обращение на «ты» и чрезмерная жестикуляция создавали почти полностью отрицательное впечатление. А теперь еще этот вопрос о его национальности. Нужно что-то сказать ему, чтобы прекратить в дальнейшем это хамское поведение.

— Послушайте меня, сеньор Каэтано, здесь я задаю вопросы, а вы по возможности отвечаете на них. Согласны?

— Согласен!

— В таком случае избегайте намеков по моему адресу, разговоров о других мелких деталях, которые отвлекают от главного. Согласны?

— Э! — запротестовал Каэтано, — это уже сильно похоже на допрос в полиции.

— Это дружеская и свободная беседа. Она проводится для того, чтобы помочь вам остаться постоянно в этой стране. Вы пока еще находитесь проездом, и мы еще не сказали последнего слова.

Удар попал в цель и заставил Каэтано опомниться. Несомненно, пока он еще не совсем в Соединенных Штатах. Ему могли сказать: «Не принимается». И если их дела в службе иммиграции застопорятся, то что с ними будет?

— Хорошо, хорошо. Дело в том, что… я хотел объяснить, если вы не кубинец, действительно, откуда вам знать… Я вам говорил, что нас попросил солдат подвезти по пути. Это когда идешь пешком и останавливаешь машину, чтобы тебя подвезли. В этом случае говорят: «Слушай, подбрось». Мы вот так же посадили в машину караульного, который направлялся на пост, расположенный совсем рядом с нашим катером, и расспросили его, сколько их на посту, как часто они меняются, далеко ли он живет. Так мы узнали, что иногда пост не выставляют. Я не знаю, мне кажется, в тот день пост был, но мы внимательно наблюдали и ушли.

— Вам плохо?

— Мне… мне холодно, спать хочу и устал.

— Я дам вам отдохнуть. Думаю, что пока все нормально. Пожалуйста, выйдите и подождите там. Мы скажем, что вам делать…

Каэтано неуклюже поднялся, у него онемела нога, но он не захотел говорить об этом. С большим трудом, неуклюжей походкой он вышел в коридор и плюхнулся на скамейку. Его друзей еще не было. Он решил, что первым завершил беседу, и стал обдумывать, хорошо это или плохо.

— Имя?

Тони зевнул перед тем, как ответить. Он вспомнил, что на Кубе его друзья спросили бы: «Голод, сон или слабость?» Сейчас, как никогда, он чувствовал все это одновременно и поэтому ответил нехотя:

— Хосе Антонио Равело Маркес, но меня называют Тони, поскольку это короче и проще.

— Род занятий?

— Механик.

— Где работали до отъезда?

— Я был на службе.

— Добровольно?

— Нет, по призыву.

— По какому призыву?

— По закону об обязательной воинской службе.

— А, обязательная… так лучше, да?

— Да, если призывают, то в любом случае должен идти.

— Понятно. Нам известно, что ваш отец находится в больнице.

— Да, в Мосрре. Это больница для сумасшедших.

— Что с ним случилось?

— Чувствовал себя плохо.

— У него не было работы?

— Была, он был сантехником.

Упоминание об отце опечалило Тони. Он почувствовал, как дрожь прошла по телу, в душе шевельнулось что-то похожее на слабое, еле заметное чувство вины.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— Будьте повнимательней к моим вопросам. Через два дома от вас, согласно адресу, который вы назвали, живет Лукас. Вы знаете, кто он?

Вопрос поразил Тони. Меньше всего он ожидал и даже никогда не думал, что где-то еще, кроме района, где он жил, его могли спросить об этом. Он вспомнил, как Лукас, улыбаясь, пригласил его однажды в воскресенье на рыбалку. Хотелось пойти с ним, но было и противоположное чувство: «Куда мне с тобой? Ни к чему». Он вспомнил, как Лукас со своим маленьким сыном Эрнестиком на руках выходил погулять в зоологический парк, а 26 июля надевал свою новую форму милисианос и берет зелено-оливкового цвета.

— Он коммунист… говорят, что из контрразведки.

— Вы с ним дружили?

— Нет… хотя… он ко мне относился просто, здоровался со мной, это естественно.

— Что еще?

— Это все.

— Там же, в вашем квартале, живет еще один сотрудник госбезопасности. Кто он?

— Еще один? Я впервые слышу об этом!

— Это точно? А

— Точно.

— А кто же выдал Ромберто?

Тони был поражен осведомленностью ЦРУ.

— Там говорили, что это был один из его соседей, но я не думаю.

— Какой сосед? Карлос?

— Да.

— Почему вы не верите, что он выдал Ромберто?

— Они всегда ругались, потому что Ромберто надоедал и затевал скандалы, а тот его предупреждал: «Послушай, я тебя сдам в полицию». Но он так и не сделал этого… Но, видимо, его угрозы приняли во внимание. И когда однажды дом окружили и его взяли, народ стал говорить, что это дело его рук, Карлоса.

— И что же, это была случайность?

— Что именно?