Здесь ради торта

— Покажи мне, о чем ты думаешь.

Я захватываю ее рот и веду нас назад к кровати, опуская ее, когда мы оказываемся там. Платье задирается на ногах, открывая мне вид на ее татуировку.

Я провожу рукой по ее бедру, поднимая ткань выше. Кончиком пальца я обвожу слово, написанное прописными буквами.

Attraversiamo.

— Что это значит? — я наклоняюсь и провожу губами по забитой чернилами коже.

Пейсли извивается, ногтями впиваясь в мои волосы.

— По-итальянски это означает «давай перейдем». Это способ описать переход или движение. Я набила ее после первого года создания своего бизнеса, когда поехала на две недели в Италию, — ее ногти покидают мои волосы и опускаются на шею. — Я сама оплатила поездку и гордилась этим. Я чувствовала себя большой, как будто я сделала переход к взрослой жизни. Я сделала это сама, так, как хотела. Я бросила вызов отцу и своей природной склонности угождать, и это было не зря.

Я смотрю на нее сверху вниз, не в силах сдержать восхищение в глазах.

— Ты нечто иное, Пейсли. Что-то чертовски особенное.

Мои губы опускаются к ее бедру, к этому слову. Attraversiamo.

Кончик моего языка прослеживает надпись. Я поднимаю взгляд, мой рот все еще прижат к ее коже. Пейсли смотрит на меня, ресницы трепещут.

— Клейн, — говорит она, но после этого больше ничего не следует. Ни просьбы. Ни вопроса. Только мое имя, потому что она может. Потому что хочет.

Я посасываю ее бедро, татуировку, втягиваю кожу в рот и прикусываю. Она задыхается, и ее рука снова находит мои волосы. Мой рот опускается с ее бедра, скользит вниз по склону, к тому месту, где раньше исследовали мои пальцы. Ее бедра, все еще сомкнутые вместе, образуют букву «V».

Приподнявшись, я смотрю в ее закрытые глаза.

— Пейсли, если ты хочешь меня здесь, тебе придется открыться для меня.

Ее глаза открываются. Она смотрит на меня и делает именно это.

Устроившись между ее коленями, я провожу руками по ее бедрам, наблюдая, как они исчезают под подолом ее платья. Я продвигаюсь все выше, пока ткань не доходит до ее тазовых костей.

Я смотрю вниз на нее, открытую для меня.

— Вот это да, — говорю я, оценив светло-розовое кружево.

Пейсли улыбается.

— Это белье, достойное того, чтобы его снять.

Зацепив пальцами пояс, я стягиваю их с ее тела. Они были красивыми, пока были на ней.

А здесь, прямо, блять, мой рай.

— Такая красивая, — восхищаюсь я, и пунцовый румянец заливает щеки Пейсли.

Устроившись поудобнее, я прижимаюсь ртом туда, куда хочу. Где хочет Пейсли. Раньше мы прятались в кладовке, у нас было мало времени. Теперь она лежит на спине на большой мягкой кровати, и я не тороплюсь. Ее ногти царапают мне кожу головы, пока это не становится слишком сильным, и она закрывает рот рукой, чтобы заглушить стоны. Ее бедра подрагивают, и я прижимаю предплечье к ее животу, чтобы удержать ее на месте.

Одно скользящее движение по ней. Потом еще одно. Ленивое поглаживание, перекат. Медленный круг, от которого мышцы ее бедер напрягаются, а затем я впиваюсь в нее ртом, пока ее тело не отрывается от кровати. Мышцы бедер подрагивают, она молчит, в то время как ее бьющееся тело кричит за нее.

— Хотел бы я, чтобы ты увидела, как прекрасно ты выглядишь, — говорю я, садясь. Ее волосы вьются вокруг головы, а щеки самого прекрасного темно-розового цвета.

— Если это что-то похожее на то, как ты выглядел, когда я отвлекла тебя от боли, то уже знаю.

— И ты называешь меня Мастером Слова.

Она ухмыляется.

— У твоего рта много талантов.

— Для моего следующего действия… — запустив руки в пояс шорт, я быстро стягиваю их вниз.

Глаза Пейсли прикованы к той части меня, которая выпирает вперед.

— У меня нет презервативов. Я не ожидала ничего подобного.

— Я захватил несколько.

Пейсли притворяется удивленной.

— Клейн Мэдиган. Как вы смеете делать такие предположения о леди?

— Меры предосторожности, — уточняю я, хватаясь за шорты. Перед вечеринкой я спрятал один фольгированный пакет в бумажник. — Никаких ожиданий.

Опустившись на колени, я надеваю презерватив на свою длину. Пейсли, опираясь на локти, наблюдает за мной. Слабый свет прикроватной лампы разливает глубокий желтый цвет по кровати и по Пейсли.

Она тянется ко мне, и я устраиваюсь в колыбели ее бедер. Опустив рот, я беру в губы один розовый сосок. Продолжая тему неторопливости, я погружаюсь в работу, обхватывая одну грудь, пока работаю над другой. Пейсли нетерпеливо ерзает подо мной, и я улыбаюсь.

Она издает женственный рык разочарования, и я улыбаюсь еще шире. Это восхитительно.

Пейсли протягивает руку между нами. Она вцепляется в меня, располагая меня прямо там, где мне нужно, и говорит:

— Пожалуйста.

Есть ли что-то, что мне нравится больше, чем слышать это слово, слетающее с губ Пейсли? Сейчас ничего не приходит на ум.

Она задыхается, когда я проникаю внутрь, ее грудь вздымается при вдохе. Провожу поцелуями по ключицам, вверх по шее и, наконец, к ее рту. Я задаю темп, который не быстрый и не медленный, а нечто среднее. Пейсли это нравится. Она складывает ноги так, что они оказываются параллельны нашим телам, ее пальцы пробегают по моей спине и забираются в волосы.