Здесь русский дух...

— Так они на тебя своих деток повесят, — усмехнулся казак. — Я не дам им барствовать. Вот срублю избу, и пускай там хозяйствуют.

Глава третья В ПЛЕНУ НАДЕЖД

1

Царская разведка давно доложила государю, что маньчжуры подтягивают свои войска к русским границам. «Их тьма, разве мы выстоим?» — нагоняли страху на Алексея Михайловича иные его советники. Надо уходить с Амура. «Нет! — решительно заявлял государь. — Сначала мы уйдем с Амура, потом из Даурии… Так дело и до Сибири дойдет. Слыхал я, маньчжурский хан желает прибрать все наши земли, находящиеся за Уралом. Не позволю! Воевать с ними нам рано — силы надо копить, а вот дипломатия подойдет».

Это новое слово «дипломатия» сейчас часто употреблялось в Европе, в том числе и в Москве. Сей факт говорил о смягчении человеческих нравов. Вроде как слово вернее меча, а к тому же кровью не пахнет.

Нужно было дипломатическим путем отодвинуть надвигающуюся грозу, но как это сделать, если император Кан-си требует, чтобы русские, во-первых, выдали ему тунгусского князя Гантимура, а, во-вторых, убрались из Албазина? При упоминании имени Гантимура верховный правитель впадал в бешенство. Ведь он ему верил, как никому, поэтому и послал с войском на Албазин, а тот возьми да приведи всю свою рать под крыло нерчинского головы. Албазин же так и остается у маньчжуров бельмом на глазу, ведь именно оттуда русские распространяют свое влияние на приамурские земли. Все этот атаман Черниговский, постоянно беспокоивший соседей. В 1669 году он послал в поход своих людей вниз по Амуру и на Чучар. Хотел показать подданным верховного, кто в этих краях хозяин. Только страхи нерчинского приказчика Даниила Аршинского, боявшегося осложнений из-за Амура, не дали ему развязать войну.

Кроме того, у маньчжуров были и другие претензии к русским. Во-первых, они претендовали на устье Амура, где издавна собирали дань с тунгусов. Во-вторых, их раздражало строительство все новых и новых русских поселений. Боясь, что русские попытаются овладеть и правым берегом Амура, они, в свою очередь, тоже стали ставить там новые города. Главным среди них был Чучар, где стоял их многотысячный военный гарнизон, готовый по первому приказу выдвинуться к границам Руси. Вот эти вопросы и требовалось обсудить с соседями.

До сих пор разговор с верховным правителем не получался. Все московские посланники возвращались назад ни с чем, а кое-кого император даже не пускал на порог своего дворца. Пустое, мол, вы ж все равно будете стоять на своем. Прежде-то он притворялся ласковым и обходительным с царскими послами, когда имелась надежда, что русские откликнутся на его просьбу и уйдут с Амура.

Поэтому-то незадолго до кончины царя Алексея Михайловича в Пекин снарядили дьяка посольского приказа, грека Спафария, славившегося умением убеждать людей. Он должен был сделать все для умиротворения пограничных дел и заключить с империей торговый договор, добившись позволения ежегодно вывозить из Поднебесной пятьдесят тысяч фунтов серебра, драгоценные камни и шелк. Для экономии времени Спафарию приказали ехать наскоро, кратчайшим путем. Спафарий получил приказание успеть попасть в Пекин до того, как маньчжурский хан пойдет войною на Русь. Знающие люди посоветовали греку ехать через Селенгинск, откуда было недалеко до границы.

Дело, порученное Спафарию, являлось исключительной государственной важностью, поэтому, пока он ехал, впереди него летели с гонцами грамоты с требованием готовить подводы и суда с гребцами.

В Тобольске для Спафария приготовили три лодки с сорока пятью гребцами. Любое слово грека являлось законом для тех, кто его встречал, и потому все просьбы Спафария незамедлительно удовлетворялись.

Из Енисейска до Селенгинска грек плыл на лодке в сопровождении многочисленных охранников, половину которых набрали в Енисейске из числа гулящих за неимением там достаточного числа служилых людей.

Прибыв в Селенгинск, царский посланник незамедлительно выехал в Нерчинск. Ехали на подводах, приготовленных боярским сыном Игнатием Миловановым. В дороге больше половины сопровождавших Спафария тобольцев заболели цингой и слегли, но и его самого не обошла данная беда. Волей-неволей пришлось послам задержаться в Нерчинске до самых холодов.

В конце ноября, когда вставший на ноги Спафарий уже готов был снова двинуться в путь, в Нерчинск с двумя санными подводами, груженными мягкой рухлядью, прибыл из Албазина и Федор Опарин, да еще с товарищами — Иваном Шишкой, Семеном Онтоновым, Карпом Олексиным, Григорием и Леонтием Романовскими. Взял он на этот раз и своего старшего сына Петра — пусть, дескать, привыкает к ратной службе. Существовал и еще один казак — Ефим Верига. Тот в последнюю минуту присоединился к отряду. Сказал, что у него есть дела в Нерчинске, дозволил Федору ехать с собой. Чего, мол? Казак он бывалый, и его сабля может пригодится.

— Ты уж, Петенька, побереги там себя, — провожая, говорила молодому мужу Катерина. — На чужих девок не заглядывайся. Знаю я вас, казаков…