Вся она до горизонта была покрыта зарослями гаоляна. Опарин знал о большом значении этого злака для китайцев, как для русского пшеница или рожь. Его зерно они перерабатывали в крупу, в муку и спирт, а из соломы делали циновки. Ею же крыли крыши жилищ. Кроме того, гаолян шел на корм скоту. «Чудеса! — дивился Федор. — На носу зима, а урожай до сих пор не убран. Некому заняться?»
Вскоре все прояснилось. Когда казакам удалось выбраться из густых гаоляновых зарослей, их глазам открылась страшная картина. У края поля на взгорке, жалостливо постреливая и источая едкий дымок, догорали угли — остатки от трех десятков бывших деревенских фанз. Здесь же валялись обезображенные трупы людей.
— Маньчжуры!.. Маньчжуры! — указывая на пепелище, со страхом пролепетал Фан.
— Дело рук маньчжуров, — пояснил официальной переводчик Егорша Комар, прибывший не так давно из Иркутского городка, который, по слухам, знал не только китайский, но и многие другие азиатские языки и наречия. Комарша выучился им, прислуживая в доме иркутского ламы.
Фана настолько напугало увиденное, что он не захотел оставаться в страшном месте и, стегнув хворостиной лошадь, помчался прочь.
Снова впереди были леса, овраги и косогоры, усеянные голубыми цветами осенние поля и покрытые кочками, высушенные недавним летним зноем болотца, пока на десятый день пути, перевалив невысокую сопку, всадники не вышли к какому-то селению. Переехав вброд небольшой ручей, они слезли с лошадей и, взяв их под уздцы, пошли в сторону разбросанных среди деревьев жилищ, всем своим видом показывая, что пришли они с миром. Жители деревушки это, видно, поняли, потому стали без опаски выходить из своих лачуг.
Фан, отыскав глазами Егоршу, что-то быстро пролепетал.
— Азиаты! — перевел тот Опарину.
Навстречу казакам вышел какой-то седовласый человек.
Фан снова что-то пролепетал.
— Князь. Самый главный здесь, — перевел его слова Егорша.
Князь был широкоскулый и малорослый азиат, бороду которому заменяли несколько редких длинных волосинок. Его узкие глаза, похожие на щелочки бойниц, настороженно глядели на мир из-под нависших седых бровей. Словно не обращая внимания на теплую погоду, князь вышел к незнакомцам в наброшенной на плечи роскошной и подбитой драгоценными соболями шубе, а также в остроконечном лисьем малахае на голове, какие носили степняки и лесные люди. Видно, так полагалось князю, но, скорее всего, тот хотел показать свою принципиальную важность. Морщинистое лицо князя, украшенное шрамами, походило на старое и истрепанное холодными ветрами боевое знамя. Широкий кинжал с оленьим рогом, заменявшим рукоять, торчал у него за широким поясом.
Князь был стар, но, как и всякий пожилой воин, старался держаться молодцом. Мгновенно определив иерархию среди незнакомцев, он молча поприветствовал Федора поднятием руки. Тот в ответ отвесил князю глубокий земной поклон.
Некоторое время старик пристально глядел казаку в глаза, пытаясь проникнуть к нему в душу. О, он знал всю неоднозначность русских, среди которых много плохих людей, способных и обмануть, и ограбить, а то и руку на тебя поднять. Вот и хочется старику осознать истинную природу стоящих перед ним людей.
— Чего ищут русские в чужих землях? — так же пристально глядя Федору в глаза, спросил он. При этом не потребовался даже переводчик, так как князь довольно сносно изъяснялся по-русски.
— Да вот, пришли к вам с добрым словом… Хотим просить ваших собратьев вернуться на родную землю, — подивившись умению князя говорить на чужом ему языке, обнажил в улыбке свои крепкие зубы Опарин.
Князь недоуменно посмотрел на казака, но ничего не сказал, правда, щелки его лисьих глаз еще больше сомкнулись, так, будто он пытался примериться к словам казака. Так длилось несколько мгновений, пока вдруг старик не заговорил:
— По чину ли тебе, чужак, вести такие разговоры? Ведь ты даже не сказал, кто ты таков.
Федор понял, что оплошал.
— Вообще-то я Федор Петров Опарин, но для тебя проще будет называть меня Федька, — поторопился исправить он свою ошибку. — Чин у меня простой. Я личный посланник атамана Черниговского.
Князь покачал головой:
— Не слыхал о таком атамане. Поярка знаю, Хабара знаю, а этого нет.
— Так времена меняются! Сейчас Микифорка Черниговский — самый главный человек на Амуре. Он царский приказчик в Албазине, — просветил князя казак. — Говорить я буду от его имени Черниговского, а его слова выражают волю нашего царя-батюшки. — Федор немного помолчал, давая старику возможность переварить его слова. — А ты?.. Ты не даурский князь? — спросил он старика. Тот сделал важное лицо и кивнул головой. — Вот и славно! — воскликнул казак. — С тобой-то мне и велели говорить.
Появление русских не слишком обрадовало Лавкая, но согласно обычаю он должен был пригласить чужака в свой дом.
Привязав коня к старому вязу, возле которого трое двугорбых верблюдов, а по-азиатски — тэ-тэ, смачно жевали сено, Опарин проследовал за князем.