Здесь водятся драконы (СИ)

— Говорите, за перса себя выдавал? — Кухарев недоверчиво покачал головой. — Воля ваша, но очень уж сомнительно: европейцу выдать себя за жителя Востока непросто. Язык, обычаи… Да в тех краях любой белый человек, европеец — как белая ворона… простите за неуклюжий каламбур. Раскроют его маскарад в момент!

Остелецкий усмехнулся.

— Может, и раскроют — но только не Бёртона. Он на Востоке как рыба в воде, недаром, стал чуть ли не первым европейцем, пробравшимся в Мекку. Арабским, турецким и фарси владеет безупречно, местные обычаи знает до тонкостей — да и полезные знакомства с прежних времён, надо полагать, не растерял. Подручные его, как сообщил агент, не европейцы — то ли персы, то ли арабы, изъясняются на местных языках и внешность имеют вполне подходящую.

— А как же баронесса? Уж её-то за персиянку точно не выдать! Разве что Бёртон в ковёр её завернул, как в сказках «Тысячи и одной ночи», да и возил с собой в таком виде!

— А что, он вполне на такое способен. — усмехнулся Остелецкий. — Бёртон, чтоб вы знали, как раз сказки Шахерезады и переводил на английский — причём перевод критики сочли крайне безнравственным, непристойным, на грани порнографии, и потребовали запретить. Но в данном случае ничего такого, думаю, не потребовалось. На Востоке высоко ценят европейских женщин, и я не удивлюсь, если выяснится, что Бёртон воспользовался личиной поставщика белокожих невольниц для гаремов арабских шейхов. Тем более, что Триполи Бёртон и компания покинули не по морю, а по суше — присоединились к торговому каравану, идущему на восток, к Пальмире и дальше, в Багдад.

— В Багдад, говорите? — Кухарев озадаченно крякнул. — Что же, и нам теперь за ними?

— Незачем, Дмитрий Афанасьевич. В Багдаде Бёртону делать нечего. Уверен, оттуда он направится на юго-восток, к Персидскому заливу — и вот там-то мы с вами его перехватим. Если повезёт, разумеется.

Над набережной раздался гудок — один из многих, которыми перекликались заполнившие рейд суда.

— Пора. — Остелецкий встал, не забыв бросить на скатерть несколько монет. — Пакетбот Германского Ллойда до Басры отходит через полчаса. Если не хотите остаться на берегу — придётся поторопиться.

* * *

Османская Империя,

Вилайет Басра.

— Не река, а форменная помойка! — Ледьюк с отвращением сплюнул за борт. — Кажется, в Тонкине на всякое насмотрелись, но чтобы такое!..

Мутная речная вода и правда, живо напоминала нечистые потоки парижской клоаки, талантливо описанные литератором Виктором Гюго в романе «Отверженных». Муть, поднятая со дна проходящими судами, разнообразный мусор, всплывшие брюхом вверх рыбины, дохлые крысы, тина, обрывки гнилых водорослей… а уж запах! От воды разило застоявшимся болотом, прогорклым маслом из прибрежных харчевен — и конечно, всепроникающей угольной гарью вперемешку с машинным маслом. Басра, один из крупнейших портов на юге Османской Империи, хоть и располагался на берегу моря, а на расстоянии почти сотни миль от побережья — принимал множество пароходов, парусников. Между большими судами и баржами, заваленными всякой всячиной; сновали лодки, лодчонки, управляемые ловкими полуголыми лодочниками в накрученных на бритые головы чалмах. Ещё больше плавучей мелочи курсировало по узким каналам, прорезающим портовые кварталы — порой воду в таких «улочках» было не разглядеть из-за их мельтешения.

— А вы чего хотели, мсье? — лениво ответил штурманский офицер. — Город стоит на слиянии двух крупнейших в этом регионе, да ещё и со стороны моря подходит множество судов. Проходной двор, вавилонское столпотворение, иначе и не скажешь…

И с отвращением обозрел берега с теснящимися домиками, глинобитными, или сложенными из обожжённого на солнце кирпича. Вдоль воды тянулись деревянные пристани, у которых теснилась всякая плавучая мелочь. «Стикс» стоял возле стенки судоремонтной мастерской рядом с французским угольщиком и колёсным пароходом неизвестной принадлежности, на который с берега грузили отчаянно мычащих коров. Чуть поодаль к пирсу приткнулся колёсный пакетбот с флажком германского Ллойда на кормовом флагштоке — он только что прибыло из сирийского Триполи, и с борта по сходням спускалась вереница пассажиров.