Здесь все рядом

Примерно через час мы всё-таки занялись делами. Точнее, делом – об убийстве бармена Павла Горгадзе и неизвестной женщины. На флешке было всего много, очень много. Стас быстро просматривал названия файлов, некоторые открывал, читал и даже делал пометки в потрёпанной записной книжке. Я быстро утомилась от этого мелькания текстов и картинок, села в сторонке и раскрыла бабушкин дневник. Всё равно же он мне всё расскажет? Ну, не всё, а самое важное…

Следующая запись в дневнике – июль восемьдесят седьмого, через два месяца после свадьбы моих родителей. «Встретила М.Н. на лестнице. Он сообщил, что В. умер два дня назад, похоронен будет в том же городе, где и жил. Ну что же, requiescat in pace, я бы всё равно не стала еженедельно приходить на могилу.

Пришло письмо от Веры: отец бодрится, но чувствует себя неважно. Имеет право, конечно, всё-таки восемьдесят восемь. С другой стороны, всего пять лет назад мы с Верой в него сил влили до ушей и выше, так что, если честно, его организму по состоянию не больше семидесяти. Надо бы туда съездить».

Видимо, съездила, потому что очередное проставленное число – середина августа, и написано всё дальнейшее явно в сердцах. «Зря потратила неделю отпуска! Больше в Бежицы ни ногой. У меня есть моя собственная жизнь, что бы об этом ни думала Вера».

Значит, они поссорились… Я быстро пролистала дальше: действительно, упоминаний старшей сестры или отца нет до девяносто четвёртого, когда появляется запись о похоронах Михаила Ивановича. Впрочем, не появляется более и буква В., бабушка верна себе: её муж умер и похоронен, говорить о нём нечего. «Травою всё сокрыто» – вспомнила я некогда поразивший меня детективный роман.

– Что читаешь? – отвлёк меня от следующей страницы голос Стаса.

Он развалился в кресле перед ноутбуком и вид имел чрезвычайно довольный, словно кот, слопавший миску сметаны.

– Бабушкин дневник, – не стала скрывать я. – Потом расскажу, есть кое-что интересное. То есть, для меня интересное, тебе – не знаю.

– Дорогая, меня до чрезвычайности занимает всё, касающееся тебя или твоей семьи, – промурлыкал Стас.

– Не отвлекай меня, рассказывай, что ты накопал. Что-то важное ведь, судя по тому, как ты ухмыляешься?

– Ещё какое важное! Олежка большой молодец, у меня прорыв в деле… ну, почти прорыв. Он нашёл имя убитой, это раз.

– Как? Неужели по татуировкам?

– Не-а! Представь себе, по отпечаткам пальцев.

Я удивилась.

– Ты хочешь сказать, что она сидела? Ну, не знаю, не похожа она была на такую… зоновскую.

– Ты много их видела? – хмыкнул Стас.

– Ни одной, – мотнула я головой. – Но у этой в глазах светилось приличное образование и благополучная жизнь.

– Ла-адно, не буду тебя дразнить, – протянул он. – Она сдавала отпечатки при получении загранпаспорта. Юлия Михайловна Красникова, восемьдесят пятого года рождения, москвичка, закончила искусствоведческий по специальности… Угадай, какой?

Я пожала плечами.

– Даже пробовать не буду. Хотя… Прикладное искусство?

– Точно!

– Неужели специализировалась на русской вышивке?

– Этого не знаю, институт ещё не ответил на запрос. Но всё равно, согласись, попадание близко к центру мишени.

– Девятка, как минимум, – улыбнулась я. – А может быть, даже десятка. Что ещё было на флешке?

– Орудие убийства.

– То есть?

– То и есть. Наш Александр Георгиевич – ну, ты помнишь, старый патологоанатом?

Я нетерпеливо кивнула, и он продолжил:

– Так вот, Александр Георгиевич обратил внимание на то, что лезвие перебило ребро. Он даже выразился круче: перерубило. Ребро, кость со стороны спины перерубило, вошло в грудную клетку, пробило её и, дойдя до грудины, перерубило и эту кость.

– Такое острое лезвие или такая сила удара?

– Второе. Сила удара, которой невозможно достичь, если ударяешь рукой. В общем, это не был нож или кинжал, это был выстрел из арбалета. Потому Красникова и не опасалась, и не повернулась к подошедшему, что никто к ней со спины не подходил. Выстрелили от калитки, потом по следам Красниковой подошли уже к трупу и выдернули стрелу. Болт, у арбалета это называется болт.

– Да, я в курсе, – отмахнулась я. – Но значит, кто-то должен был заметить человека с арбалетом на улице? Конечно, вечер был, и Бежицы – не Москва, но всё-таки это должна быть довольно здоровая штука!

– Ошибаешься, душа моя, – Стас хитро улыбнулся. – Здоровая штука – это как раз лук. Английский тисовый лук был почти в рост человека, а вот арбалет можно смастерить совсем небольшим. Собственно, вот, смотри, Олег прислал несколько фото из музея.

– Музея? – я вглядывалась в снимки воронёных дуг, перечёркнутых крестом из тетивы и ложа.

Какие-то убийственно-красивые, и действительно небольшие. Вон рядом лежит линейка, получается, длина от хвоста до носа сантиметров пятьдесят.