Читаем Здешние полностью

Стащил кто-то! Последние копеечки стащил, меджду протчим, и русские, и немецкие. Завтра хоть ты зубы на полку положи. (Опускается на скамейку, вздыхает, свешивает голову и впадает в глубокую полусонную задумчивость.)

Пауза. Начинается танец Теней под музыку шарманки. Спустя несколько минут врываются бравурные звуки военной музыки, звучат церемониальный марш и крики: «Ура! Ура!» Танцующие Тени исчезают.

МИКИТА (вскакивает и в такт музыке топчется на одном месте, Затем быстро вынимает из кармана красный платочек, привязывает к зонтику, становится на скамейку и, по-прежнему маршируя на месте, размахивает зонтиком с платком и кричит.) Нехай живут свободные профессии! Нехай живут красные асессорские ранги!

Занавес

<p><strong>Действие третье</strong></p>

Та же, что и в первом действии, комната Микиты. Беспорядочно разбросаны различные домашние вещи, как будто их посносили сюда изо всех комнат. Трюмо, граммофона и мягких кресел нет. Обои ободраны и свисают клочьями. Портреты — те самые, из первого действия,— повернуты лицом к стене. Все свободные места на стенах заклеены правительственными постановлениями, декретами, лозунгами, газетами того времени, плакатами. Висит балалайка.

Когда подымается занавес, Гануля, закатав рукава, стирает в корыте белье, рядом сидит Гарошка и пыхает люлькой.

<p>Явление I</p>

Гануля — Гарошка

ГАРОШКА. Аб чым жа, тое-гэта, хацеў я сказаць?

ГАНУЛЯ. А нешта нейкае аб высяленні была ў цябе, сваток, гутарка спачатку.

ГАРОШКА. Ага, успомніў. Дык вось, як нашы гэткім чынам апошні суд з князем прайгралі, пачалося тое высяленне. Але як, свацейка, пачалося? Нашы ўсё роўна не хацелі пакідаць сваіх сяліб. Ну што ж? Нагналі гібель казакоў, сам нават спраўнік з Менску прыехаў. Тады ўсе мужчыны і ўсе кабеты, найболей старэйшыя, паклаліся ўпоперак вуліцы: «Хай высяляюць! — сказалі сабе гэтак — Хай праз нашы галовы ўвойдуць ў нашы родныя хаты!» Ну, разумецца, казакі не спалохаліся гэтага. Рынулі ўсёй гурмай на конях праз ляжачы народ, а за імі прыстаў на сваёй вараной тройке. На капусту людзей зрэзалі і на кашу з зямлёй змяшалі. Бацька і маці мае таксама там засталіся.

ГАНУЛЯ. Мы наракаем, што цяпер цяжка жывецца, а як падумаеш, дык і ўперад не вялікі мёд быў.

ГАРОШКА. I чамярыца яго ведае, як гэта неяк хітра на свеце устроена! Паны былі польскія, законы — рускія; польскія лаюць[31]рускіх, рускія лаюць польскіх, а як прыйдзе што да чаго, каб нашага простата чалавека пакрыўдзіць, дык і польскія і рускія ў адну дудку граюць.

ГАНУЛЯ. Ды яно ж гэтак, мой сваток. Каму па каму, а нам, казаў той, дык два камы.

ГАРОШКА. Наш настаўнік, Янка, дык той без ніякага нічога як тапаром сячэ: «Пакуль, кажа, не зробімся самі гаспадарамі, датуль ніякага ладу ні складу ў нас не будзе». Гэты настаўнік добры і дужа разумны чалавек, але трохі галава яго нечым заведзена, бо мала, што сам носіцца, як кот з салам, з усялякімі мудрымі думкамі, дык яшчэ, як на тое ліха, і маёй Алёнцы ў галаве ўсё дагары нагамі перакуліў. I цяпер тая ўжо, як папуга, паўтарае за ім: «Будзем самі сабе гаспадарамі!»

ГАНУЛЯ. Звычайная рэч[32], мой сваток. Маладое піва заўсёды шуміць.

ГАРОШКА. Так яно, так. Але найчасцей ад гэтага шуму нам, бацькам, галава баліць. Я табе шчэ не казаў, мая свацейка, што ў мяне апрача Аленкі быў і сын — Юрка. Удалы дзяцюк[33] быў, ах які ўдалы! I таксама шумеў, занадта ўжо шумеў. I што? Самахоць[34]за німашто асіраціў мяне. Служыў тады ён у Маскве на нейкай фабрыцы. А там — помніш — у дзевяцьсот пятым годзе пайшлі забастоўкі ды іншыя непарадкі. Як людзі казалі, і мой Юрка не адстаў. Вылез на вуліцу і давай з іншымі на чым свет шумець і крычаць «Зямлі і волі!» Разумеецца, за такі крык жандармы і зжылі яго з гэтага свету. Кажу свайму настаўніку, што во да чаго шум і крык такі даводзіць, а ён смяецца: «Бо, кажа, твой Юрка за чужую зямлю і волю шумеў і крычаў, а не за сваю, дык нічога з гэтага і не выйшла».

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги