Море, воздух, пальмы, номер люкс… И не надо утром идти на работу. И водочка, виски, коньячок… На пятый день я отрывался с женой в ночном клубе и, как почувствовал наутро, несколько перепил. Отказался идти на пляж и решил немного похмелиться и поспать, чтобы прошло похмелье. Выпил коньяка, но сон не шёл. Выпил ещё, потом ещё, потом ещё… Короче, когда жена с дочкой пришли в номер, у меня в гостях сидели пятнадцать человек, и мы все вместе просто тупо нажирались. Со скандалом моя жена выставила эту компанию за дверь, а я, обидевшись, продолжил пить один! Оставшиеся восемь дней до конца отпуска я вообще не выходил на улицу, тем более на пляж. Встать и то не мог. Водку и закуску мне на заказ носили в номер, а через пару дней еду перестали носить. Отказался. Не лезла в меня еда! Водка и минералка. Минералка и водка. К дню отъезда я уже блевал кровью и желчью, выпрыгивающее сердце ловил буквально руками, водярой несло уже от меня всего. Я даже, кажется, потел водкой. Но номер с кондиционером надо освобождать, и мы с вещами прёмся на вокзал. Маршрутка, раскалённая на солнце, чемодан, обрывающий руки, сам мокрый весь от пота. Раскалывающаяся голова, утренняя похмелка, вылитая в раковину женой, – всё было против меня. Хотелось одного – забраться в вагон, выпить 250 грамм и не просыпаться до Москвы. Но это было лишь началом. Я стал понимать это ещё в маршрутке, когда мне показалось, что водитель почему-то слишком волосатый. Даже не волосатый, а шерстяной какой-то. Руки, спина… И передачи он не рукой переключает, а чем-то из задницы торчащим, с кисточкой на конце. И как-то нехорошо он мне в зеркало заднего вида подмигивал. На вокзале жена меня от себя никуда не отпускала. Знала, что хочу водки в дорогу купить. Да я и сам уже еле передвигался. Череп, раскалённый на солнце, уже ничего не соображал, а передо мной туда-сюда ползали большущие жирные черви, как сардельки, верёвкой перевязанные. Цепь такая сарделек. Я жене говорю: «Давай от этих червей толстых уйдем подальше», а она мне говорит, что это поезда и товарные составы. Но я-то знаю, что это черви! С горем пополам погрузились мы в поезд, я на верхнюю полку забрался, думал, усну, – хрен там! Кто-то внизу с женой и дочкой разговаривает. Да не один. Я им кричу, что хватит болтать, поспать дайте, а жена говорит, что они вообще молчат. Поезд уже едет, а разговор внизу всё громче и громче. Я повернулся с трудом, вниз гляжу, а там брат жены с тремя мордоворотами. Я его никогда не любил, скользкий он какой-то. А тут он, да ещё и в форме военной, и я понимаю, что в спецслужбе какой-то работает. И говорит жене моей, что кончать со мной надо сейчас. Освободится жилплощадь, и можно сделать конспиративную квартиру, о которой они так мечтали. И я понимаю, что сейчас меня будут убивать! Стараясь не привлекать их внимания, я слажу, а вернее, падаю с верхней полки. Вижу, меня не заметили, мордовороты в своих чемоданах копаются, а там – мама мия! Ножи, топоры, удавки… Стараясь никого не задеть, бочком выхожу из купе. Жена спрашивает: «Далеко ли?» Говорю, что в туалет. Братик её хитро улыбается: «Пусть идёт облегчится. Легче нести потом будет». Сейчас пишу, а мурашки до сих пор от ужаса по спине бегают! Вышел из купе, думаю, надо бежать. Пошёл к проводнику. Дай, говорю, ключ от дверей. Мне исчезнуть надо, двери за собой закрывать буду. А он смеётся хитро и клыки показывает. Я – в туалет. Закрылся, мокрый весь. Хочу окно открыть и из поезда выскочить, жить-то хочется, а в дверь уже ломятся. Я наполовину из окна высунулся, но дверь открыли, меня назад втащили. Жена заплаканная стоит, а я думаю, как их хорошо в спецшколе притворяться научили. Она говорит, что меня в купе отвести надо, а братец её с мордоворотами вдалеке стоит – ухмыляется и головой кивает. Соглашается, сволочь! Вот ведут меня в купе, как на эшафот, а я ни рукой двинуть не могу, ни ногой. Сковало ужасом, как ножи и удавки в их чемоданах вспомнил. Привели, кто-то говорит, что меня связать надо, чтобы не убежал. Я, деревянным языком ворочая, говорю: «Не надо, я хороший. Не буду больше». Подняли меня на верхнюю полку, в стену смотрю, а внизу разговаривают. Что скоро ночь и лучшего времени не найти. Как, думаю, они меня в туалете нашли? И понимаю: если это спецслужбы, то они меня маяками напичкали и жучками. На всякий случай. За окном темно; внизу, по-моему, последние приготовления идут, чтобы меня грохнуть; жена с дочкой делают вид, что спят. Ну, думаю, последний шанс. Надо уходить. Поезд как раз к какой-то станции подъезжал.
