Здравствуй, Аннабелль (СИ)

Когда Аннабелль вошла домой, Эмметт сидел на первом этаже в гостиной, бурно обсуждая последний футбольный матч по телефону. Мужчина потягивал пиво, переключал каналы, попутно выражая мнение о новом нападающем Реала.

Эмметт помахал дочери. Он присела рядом с ним, глядя на то, как мячик летает над футбольным полем от одного спортсмена к другому. Успокаивало. И когда отец перестал говорить, девушка прочистила горло, привлекая к себе внимание.

— Чего-то ты совсем одеваться перестала, — спросил Эмметт. — На улице не так жарко. Можно было надеть что-то поприличнее.

Аннабелль закусила губу.

— Что не так? Это топик с рубашкой. Что, мне, в халате на улицу выходить? Да и вообще – как дела на работе?

Она старалась перерасти тему как можно быстрее, чтобы у отца не осталось времени зацепиться за очередную вещь и найти повод для ссоры.

— Устал, собирался в отпуск, но Мэтта – напарника покусала служебная собака. Придётся попотеть еще парочку дней, пока он отслеживается. У тебя как дела?

— Не знаю, жду результаты, куда поступила. Голова занята только этим.

Щеки предательски покраснели, Аннабелль чувствовала как они горят. Она тщательно думала перед каждой репликой, будто отвечала на оценку, а не говорила с родным отцом. Он почти не смотрел на неё, изредка поглядывая на ноги.

— Куда отправила документы?

— В Париж, Бордо и Гренобль, — чуть дрогнувшим голосом сказала Аннабелль.

Отец удивлённо вскинул брови.

— В Монреале есть прекрасные университеты. Почему ты не отправила документы в местные университеты? Я не разрешал принимать такие решения без меня, — прояснил отец гневливо.

— Я хочу уехать, — сказала Аннабелль уверенно, — мне не нравится тут. Разве совершеннолетние люди не выбирают сами, где живут?

Эмметт косо посмотрел на дочь. Аннабелль сжала руки в кулаки – снова взгляд, полный пренебрежения, снова почувствовала себя глупой и никчемной.

— Ты полностью зависишь от нас с матерью. У тебя ни цента нет за душой. На что будешь жить? Картинки рисовать на улицах? — сказал мужчина, засунув руки в карманы форменных брюк.

Аннабелль ухмыльнулась. Папа знал, куда уколоть. Она не стала ничего говорить про накопления – отец мог их забрать, поэтому решила придумать очередную байку. Накопления были не очень большими, но на первое время их бы хватило.

— Я найду работу, — солгала она, — буду работать в кофейне бариста. Легко совмещать с учёбой, ничего сложного нет. Платят обычно нормально. А что плохого в картинках?

— Сколько? Один доллар в час?

— Очень смешно. Ну, с зарплатой копа, пап, это не сравнить. Я не могу понять, чем тебе так не нравится моя идея переезда. Я не собираюсь исчезать, я просто буду жить во Франции.

Эмметт потёр лоб. Взгляд его бегал, Аннабелль заметила это. Отец не мог задержать взгляд на чем-то одном, постукивал пальцами по поверхности стола и все время закусывал нижнюю губу, будто сомневаясь в собственных мыслях и их правильности.

— Мы дали тебе немножко свободы здесь, в Монреале, что произошло с тобой? Ты превратилась из нормальной девушки в маргиналку, связалась с каким-то идиотом, и хочешь уехать подальше от дома. Аннабелль, ты ещё не умеешь распоряжаться своей свободой, тебе рано. Поживи с нами, ничего страшного не случится. Посмотри на себя, на кого ты похожа! — Эмметт указал пальцем на многочисленные проколы в ушах девушки.

Она покачала головой, отсев от отца подальше.

— Не смей меня трогать, — прошептала Аннабелль озлобленно, — я могу выглядеть как угодно, встречаться с кем угодно, и последний человек, который будет иметь на меня влияние – это ты.

После этих слов, Эмметт вытянулся во весь рост, встав с дивана. Нахмуренные брови, сморщенный нос, гневная гримаса исказила лицо. На висках Аннабелль углядела биение пульса, а щеки выступили пунцовыми пятнами.

— Я последний человек? Я не считал себя лучшим отцом на свете, мой отец почти ничего мне не дал, я выбирался сам и умел любить так, как любили меня. Для тебя я старался, вкладывал какие-то безумные деньги в твое образование, старался тебя повкуснее накормить, одеть, обуть получше. Возил в путешествия. И вот сегодня услышал твои слова. Я считаю себя ужасным отцом, потом что воспитал тебя таким чудовищем, — спокойно сказал он, — ты чудовище.

— Кто угодно. Только бы не твоя дочь, — буркнула Белль, скрестив руки на груди.

— Что, настолько не угодил тебе? Потому что заботился с пелёнок?

— Папа, все твое внимание было какой-то фальшивкой. Тебе ведь по-настоящему никогда не было интересно, что со мной происходило. Ты играл в заботу, только ради того, чтобы выяснить что-нибудь, учуять и наказать меня, тыкнуть носом в мои недостатки.

— На то я родитель. Показывать твои недостатки и подсказывать, что с ними сделать.

— Я должна быть идеальной, по - твоему? — усмехнувшись, спросила девушка.

Отец натянуто улыбнулся.

— Стремиться к совершенству. Быть ухоженной. Приятной. Хорошо учиться. Не грубить. Не обманывать. Вот какой должна быть моя дочь, а не вот «этим».

— Смешно, очень смешно. О честности мне сказал человек, постоянно врущий маме. Пап, так что насчёт переезда? Почему ты запрещаешь мне это?