— Сижу часами и не могу ни буквы из себя выдавить, потому что нужен материал про политическую возню. Я совсем не этого хотел, — признался Уильям, бросив на кровать последний выпуск журнала.
— Не понимаю, ты с детства журналистикой болел. Нет?
— Да я о другом писать хотел. Не о толстосумах и новых законах уж точно. Меня тошнит от политики. По иронии судьбы, я начал писать о ней и до сих пор пишу.
— Это правда. Мы из Парижа вернулись ради политики, чтобы ты здесь в этот журнал устроился. Не нравится?
Уильям подобрался к девушке поближе — поцеловал ее руки. Рукой той, кто вдохновляла его и давала поводы улыбаться.
— Я о музыке писать хотел, — признался Уильям, — о музыкантах. Но что тут. В таких редакциях платят гроши поначалу, а я полез в золотую жилу.
— Ты сделал себе имя, — улыбнулась Франсия, — но никто не мешает уволиться и уйти в другую редакцию. Открыть свой журнал.
— Как ты себе это представляешь? Вчера писал про кризису в канадском избирательном участке, а завтра — пойду писать про то, как хороша Anybody Seen My Baby у Rolling Stones?
— Почему нет? Не имеет значения.
— Я столько лет хотел быть успешнее Ронана, — фыркнул Уилл, — что забил на то, что нравится. Думал, сделаю себе имя, стану богатым и известным, перестану быть тюхтёй. Что вышло?
— Уилл, я тебя люблю, — прошептала Франсия, — и полюбила бы, если бы ты писал про музыку, и работал в желтушной газете или комментировал матчи. Я тебя полюбила за другое вообще. И никогда бы не полюбила твоего брата.
— Как это? — усмехнулся Уильям. — Ты существуешь?
Франсия засмеялась.
— Представляешь. Мне нравятся кудрявые мальчики с ментальными проблемами, не могу без них жить. Бросила Париж ради одного из них.
— Если хочешь, мы вернемся? Давай выставим дом на продажу и...
— Давай ты подумаешь о том, чего хочешь?
Уильям прижался к Франсии. Чувствуя, как трясутся руки, он не смог сдержать слезы, подступившие к глазам.
— Я хочу, — прошептал Воттерс, — быть нормальным.
— Так ты нормальный, — улыбаясь, сказала Франсия, — абсолютно нормальный.
— Нет, не понимаешь меня. Вот у меня эти мысли в голове, я постоянно думаю о чем-то и ни на секунду не могу остановить их. Я постоянно думаю о том, что обо мне подумают другие люди. Зачем все это...
— Синдром отличника на лицо...Уилл, пойми, тебя любят за то, что ты есть. Ты огромный талант, но это никак не влияет на мою любовь к тебе. Слышишь? Ты удивительный, пойми, — поглаживая его по голове, сказала Франсия.
— Я правда так давно не думал о том, чего хочу...
— Это просто.
— Ничего сокрушительного не произойдет, слышишь? Все в порядке, Уильям. Я тебя люблю.
— И я тебя очень люблю. Бог только знает, почему послал тебя ко мне...
— Чтобы я научила любить просто так, — нежно рассмеялась девушка и поцеловала парня в губы.
— Я тебя добивался почти два года. Так что, не надо мне тут...
— Я занималась карьерой и учёбой, мне было не до мальчиков. Я – докторка, Уилл, это не шутки.
— Лечишь не только тело, но и душу.
Уильям потянул подругу к себе, чтобы поцеловать, второй рукой расстегивая пуговицы плотной рубашки. В комнате становилось жарковато. Франсия легко поддались напору парня. Она мягко провела руками по его торсу, поцеловала в ключицу и приобняла его за шею. Пара провела бы в ласках еще час, но телефон Уильяма предательски зазвонил. Аккуратно отстранившись, он взглянул на экран —незнакомый номер. Воттерс прочистил горло и ответил на звонок, прикидывая, кто бы это мог быть. Он не распространял номер телефона, да и другим давал такой совет.
— Уильям Воттерс. Слушаю, — сказал он.
— Уильям, ты? Это Адам Клэман, — ответил мужчина мягко.
Журналист поперхнулся, и на секунду, отключил микрофон, чтобы прокашляться. Даже, если бы из пресс-службы Трюдо* позвонили бы, он бы удивился гораздо меньше.
— Адам, чем обязан?
— В прошлый раз...перегнул. С меня должок — угощу тебя в баре.
— Я почти не пью, так что...Или ты специально позвонил извиниться?
— Почти не считается. Выпьем по бутылочке пива, поговорим. Можешь считать так. Возник вопрос – у тебя много связей?
Уилл ухмыльнулся. Конечно, Адам бы никогда не позвонил без веской причины. Он и палец за бесплатно не поднимет.
— Смотря где.
— Явно не в постели. В искусстве, всякая богема — художники, скульптуры, писатели. Нужно кое-кого найти.
— Аннабелль?
— Нет. Аннабелль по уши влюбилась в твоего брата - акробата. Зачем ее искать? Я и так знаю, где она. Ты сможешь встретиться через часа полтора? Я бы тебе все рассказал. И заплатил бы за помощь.
Уильям еле слышно усмехнулся, кинув взгляд в зеркало.
— Почти десять вечера...
— Я заеду? Дело на пятнадцать минут. Обещаю.
— Ладно. Только не втягивай меня в какие-нибудь преступные схемы.
— Не собирался. Тут благое серьезное дело.
— Тогда адрес пошлю сообщением. Через сколько тебя ждать?
— Это я скажу, когда увижу твой адрес. Если ты не на Аляске, то приеду в течение часа.
— Отправил, — настрочил мужчина в сообщении.
— Благодарен. Еду.
Отключившись, Уильям почесал затылок. Что могло заставить Адама позвонить ему аж в десять часов вечера? Что ВООБЩЕ могло заставить Адама позвонить ЕМУ?