Здравствуй, Гр-р!

Ни сын, ни муж не станут направо-налево рассказывать о Перепетуе — кукле, которая теперь моя. Не мужское это дело — болтать о куклах. Разве что продать захотят… Сыну это ни к чему — уже, наверно, и думать забыл о своей старинной подружке, а бывший муж вообще никогда ею не интересовался, считая пыльным хламом… Выходит, Луиза имеет отношение к нашей семье, раз знает о Перепетуе и обо мне. Мама как-то рассказывала, что у нее была тетя… Но что с ней стало и были ли у нее дети, неизвестно. Выходило, что эта Луиза вполне могла оказаться какой-нибудь моей двоюродной бабкой или троюродной сестрой. Я еще раз прочитала письмо, обратив внимание на почерк. Если следовать принципам графологии, писавшая была особой энергичной — строки и не думали уходить вниз. Буквы были написаны вообще без наклона и напоминали новенький крепкий штакетник — так пишут люди независимые и уверенные в себе. О солидном возрасте автора письма говорила разве что потеря некоторыми буквами хвостиков — и только. Никакого дрожания в волосяных штрихах — признака старости и усталости.

И я решила посетить Энск, чтобы посмотреть на Луизу. Все-таки родственница, кроме сына никакой родни у меня нет — у ныне покойной тети, маминой сестры, детей не было. Посмотрела в Интернете, какая там, в Энске, погода: по сравнению с нашей азиатской страной, довольно холодно, дождь — осень. Срочной работы у меня на тот момент не было, вялотекущая могла подождать. В общем, препятствий никаких. Запихнув в дорожную сумку ноутбук — кто знает, на сколько я там задержусь, а работать могу и в Энске, только найду Интернет, — зонт, куртку, джемпер, пару трусиков и на всякий случай еще одни кроссовки, я отправилась в путь. В качестве гостинца я везла с собой наши местные фрукты — яблоки и груши. Два часа на самолете, потом ночь в поезде — и я в Энске. Сразу пришлось натянуть на себя куртку и вытащить из сумки зонт — городок поливало дождем. Вышедшие со мной из вагона люди быстро растворились в серой сырости. Полупустой поезд потащился дальше на север, а я осталась на перроне одна-одинешенька. Дождь барабанил по чему придется — по рыжей листве, вокзальной крыше, неровному асфальту, по моему красному зонту и сумке на колесиках, которую я волокла за собой, поругивая свою страсть к авантюрам. Сидела бы сейчас в тепле и сухости… Протарахтев своей сумкой по метлахским плиткам пола старенького вокзала, я вышла, наконец, на привокзальную площадь. Лавочки под кустами акаций и бузины были пусты. Киоски только начинали открываться: заспанные тетки гремели замками и жалюзи на витринах. В центре площади — некое подобие сквера с памятником посередине — гранитный мужик размахивает гранитным флагом. За сквером я обнаружила аж три машины с шашечками — почему-то без водителей. Минут пять я простояла рядом с такси, озираясь в надежде быть замеченной кем-нибудь из шоферов. Вместо тружеников баранки появилась баба с метлой.

— Тута не стой, — заявила она, шаркая своей метлой почти по моим ногам.

— Почему? — поинтересовалась я, не отступая.

— Дык они в столовке… Раньше обеда не выйдут — к московскому поезду.

— Дык мне ехать надо! — неожиданно для себя я перешла на язык метельщицы.

— А вон туды иди, где леваки, — широким взмахом метлы тетка показала на другую сторону площади.

Я побрела в указанном направлении. Действительно, штук пять разномастных автомобильчиков с готовностью хлопали дверцами. Один дядька даже выскочил мне навстречу из старенького форда. Ну, форд так форд. Дядька радостно запихнул мою сумку в багажник:

— Мадам, куда едем?

— Дык на Водопроводную, дом три, — я еще раз справилась с адресом на конверте.

— В старый дом, что ли?

— Понятия не имею, что это за дом. Я в Энске впервые.

— У вас, наверное, родственники здесь живут? Если к нам командировочные приезжают, так сразу в гостиницу… А этот дом у нас все знают, там когда-то губернатор, говорят, жил. Через весь город поедем…

Несмотря на серые полосы дождя, город не показался мне унылым: центр выдержан в помпезном сталинском стиле, улочки, отходящие от проспекта Мира, по которому мы неслись, засажены тополями и березами, много деревянных домов на каменном фундаменте, под жестяной кровлей, выкрашенной в веселенький зеленый цвет, окна с резными наличниками. Кое-где в просветах между домами виднелись дощатые тротуары. Проспект постепенно сужался, превращаясь в обычную провинциальную улицу, чувствовался подъем. Шофер объяснил, что проспект протянулся вдоль реки, по ее высокому берегу, а старый дом находится в самой верхней точке города:

— Правильное место когда-то губернатор выбрал для своего дома! Вид из окон — закачаешься!