Здравствуй, Гр-р!

— А я вас как раздела вечером, вы меня и услали, я спать и пошла — у нас комната одна с Устей Ерохиной, барыниной горничной. До утра мы и не выходили… Уж и следователь меня спрашивал, не слыхала ли я чего…

— И что вы ночью слышали?

— Да ничего… Если бы кто выходил, мы бы слышали, дверь-то у нас рядом, почитай, в головах. Если кто ночью дверь открывает, мы и просыпаемся… Сегодня никто дверь не открывал…

— А вот скажите мне, Даша, Полина — она добрая?

— Они… нет… Полина Федоровна у старухи учатся всякому колдовству. Я у них вашу карточку видела, истыканную иголками. А адвокатов портрет они под корсетом носят…

Последние слова Даши сопровождались жутким грохотом — кот свалил на пол поднос с моим ужином. Даша ойкнула и кинулась собирать с пола еду и посуду, а Маркиз гордо прошествовал за кресло, унося в пасти кусок ветчины. Через десять минут горничная принесла мне ужин номер два. Все эти десять минут возле меня торчал жандарм — ему показалось, что он слышал выстрел. Комнату он обыскивать не стал — поверил на слово, что я не прячу нигде пистолет. С другой стороны, откуда ж ему, пистолету, было взяться — комнату на предмет сокрытия в ней оружия уже осматривали.

На ужин у меня был омлет — без ветчины, но с приличным куском семги.

— Кыса-кыса-кыса, — позвала я на всякий случай, не надеясь, что кот сменит гнев на милость и придет за угощеньем. Он единственный, кто считает Анну не Анной. Нет, вру. Еще старая ведьма Аделина. И как это я про нее забыла? Может, пойти и поговорить с ней?

Я в раздумье ковыряла вилкой омлет. Какую только муть я не читала в своей жизни! И о призраках, и о похищении землян инопланетянами, и о переселении душ… И всегда мне казалось, что участники подобных происшествий ведут себя малодушно. Вместо того чтобы с жаром броситься выяснять причины и подробности, изучать, исследовать и заносить уникальную информацию в анналы истории, люди мало что предпринимают — только умирают от страха, ноют и жалеют себя. Теперь вот и я среди этих ноющих и жалеющих себя… Всю свою сознательную жизнь я старалась следовать правилу: даже в самом плохом можно найти что-то хорошее. Безусловно, положительные моменты есть и в моей ситуации. Конечно, никто не мог бы мне сказать, как долго я пробуду в теле Анны. Предположим самое плохое — я навсегда Анна. Я не смогу вернуться в свой мир, где остался мой сын, друзья, работа, любимые вещи, да вся жизнь, наконец! Не знаю, как там поживает мое тело, но если предположить, что ситуация зеркальна, то и с Анной в моем теле происходят конфузы, подобные моим. Но ей-то гораздо хуже, чем мне! Она попала в будущее — неизвестность, полный мрак! Я, пусть примерно, но представляю себе, что меня ждет — взять хотя бы 1914, а затем и 1917 год… Смоюсь в какую-нибудь… в общем, куда подальше — где ни революций, ни войн… И потом, я сейчас — юная особа с умом зрелой, умудренной жизненным опытом женщины, а она? Весьма в годах леди с умишком недоросля? В соседстве с телевизором, мобилой и компом, которые ей и во сне не снились? Если не свихнулась сразу, так сделает это в ближайшее время…

Омлет был съеден, кот не высовывался. Думаю, думаю — и ничего не могу придумать… Понятно же — из-за недостатка информации. Помните притчу, как слепцы ощупывали слона? Кто-то потрогал хвост, и для него слон был вроде веревки, кому-то досталась нога, и получился слон, как колонна. У меня же не было под рукой ни хвоста, ни хобота, ни ноги, ни чего-нибудь другого от слона по имени "Кто убил Стремнова?". Вся дальнейшая жизнь Анны, а возможно, и моя, зависела от ответа на этот вопрос, и я ничего не могла предпринять, чтобы хоть на шаг приблизиться к разгадке. Оставалось бродить по комнате и получать удовольствие от ощупывания антиквариата — бархата, бронзы, полированного дерева. Необычное это было помещение — с выступами и нишами, и каждый новый угол удивлял предметами. Я обнаружила небольшую этажерку с книгами и журналами, пяльцы, укрепленные на треноге на манер мольберта, с начатым вышиванием — алые маки гладью. А еще я нашла свое зеркало — между двумя окнами. Даже странно, что я не обратила внимания на такой огромный предмет, хотя не однажды проходила мимо, а уж сколько раз заглядывала в эти окна, чтобы полюбоваться видом заснеженного Петербурга сто лет назад, — и не сосчитать.

11. Я обзавожусь слушателем и кое-что вспоминаю.