Здравствуй, Гр-р!

Я быстро расстегнула кнопки на рубашке Громова. Повязка была наложена по всем правилам: бинт шел по спирали, охватывая одновременно грудь и плечо. Левое.

— Интересно, кто ж это настучал… узнаю — убью…

— Можно подумать, я бы не увидела… Или ты раздеваться не собирался?

Ждать ответа на этот вопрос не имело смысла, и я задала следующий:

— Ты есть будешь?

— Угу. Потом…

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

1. Я в очередной раз просыпаюсь, в очередной раз разочаровываюсь, но все оказывается не так уж плохо.

Ощущение пустоты рядом. От этой пустоты я и проснулась. Постель еще хранила тепло мужского тела, пробывшего здесь остаток ночи. Никаких звуков — ни из ванной, ни из кухни. "Ну, начинается, — подумала я. — Вариант с литерой "в": пришел, трахнул — и ушел".

Я поплелась в душ и уже заворачивалась в свой впечатляющего цвета халат, когда услышала, как наверху кто-то пробует рояль — пара аккордов, гамма до-мажор. Пауза — и мягкий баритон: "О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней…" Я поднялась в мансарду. Громов аккомпанировал себе, сидя на каком-то ящике. Он еще и поет… Никогда не слышала, чтобы этот романс исполняли мужчины. Рояль не настраивали сто лет, но звучал он прекрасно. Вот пусть Громов и музицирует — мне у рояля после его размашистого исполнения нечего делать. Меня, девочку из приличной семьи, учили игре на фортепьяно, и инструмент у меня был, но, способная слушать, воспринимать и ценить музыку, я оказалась совершенно не способна ее воспроизводить. А петь у меня выходило еще хуже, чем играть на пианино, и от меня отстали, оставив в моем распоряжении фигурные коньки, краски и книги. Это я к тому, что петь с Громовым дуэтом — no pasarАn.

Последние тютчевские строки Гр-р пропел с особым чувством: "О ты, последняя любовь! Ты и блаженство и безнадежность…" Он еще и сентиментален! А по виду не скажешь…

— Хотел разбудить тебя жестоким романсом. Не получилось?

— Получилось, получилось…

Гр-р уже обнимал меня, заглядывая за воротник халата:

— Слушай, а где те потрясающие черненькие штучки, что я видел на тебе вчера утром?

Женщины! В каком бы возрасте и как одиноки вы бы ни были, заведите сексуальное белье! Невозможно угадать, когда наступит тот самый случай, и оно вдруг срочно понадобится! Я же поклялась себе, что сразу после ветеринара отправлюсь на поиски самого роскошного пеньюара, а потом потренируюсь ходить в стрингах.

Завтрак в компании был внове как для меня, так и для Громова. Я суетилась на кухне в обычном своем виде — джинсах и футболке. Гр-р смел уже половину пирога с сыром (по опыту знаю, что на следующий день он еще вкуснее) и почти все сациви. Даже не буду спрашивать, что он любит, — голодный мужик любит все, и всего побольше. Голод Гр-р был просто зверским, последний раз он ел, наверное, сутки назад, да еще ранение, потеря крови, плюс ночь любви, когда ему было не до еды… Я решила не задавать никаких вопросов, пока Громов ел. Но он, как только перестал жевать, сам спросил:

— А почему ты рычала ночью?

— Я? Рычала??

— Ыгы, — это означает "ага", просто Громов отправил в рот следующий кусок пирога.

— Р-р-р-р-р, — вот так ты рычала…

— Да не р-р-р, а Гр-р! Я тебя так называю с тех пор, как впервые прочитала вывеску твоего бюро. Про себя зову, конечно… Извини, ночью вырвалось… Это неосознанное…

— А я так надеялся, что это осознанное проявление страсти…

— Так и думай, когда я буду называть тебя Гр-р.

Мужик — он и есть мужик, ему только проявление страсти и подавай… Я не стала развивать тему страсти:

— Все-таки скажи, что с тобой случилось?

— Бандитская пуля. Ничего особенного, ну, поцарапало слегка. Не навылет же, и кости целые…

— Поцарапало… А свитер весь в крови был…

— А ты-то откуда знаешь, что я в свитере был? Я его надел уже после того, как от тебя вчера ушел. Кто тебе растрепал?

— Да никто… Знаю и все…

Опять я в дурацкой ситуации, как уже случилось в 1909 году: рассказать, как все было на самом деле, — не поверит, и кто бы поверил? Гриша, мне было видение! Если он не сбежал после картины стрингов в халате цвета обезьяньей попы, то услыхав эти слова, он точно сделает тете ручкой. Соврать? А что тут можно придумать? Что я там была? Что мне кто-то позвонил?

— Опять тайна?

Я почувствовала обиду в голосе Громова. А кто бы не обиделся? Он к бабе со всей душой, а та — недомолвки, тайны, секреты… Но, с другой стороны, я же не придумываю!

— Гриша, я ждала тебя, волновалась, и, правда, просто увидела — сначала твое лицо в темноте, потом будто вспышка, стена облезлая, куст какой-то или дерево, а потом — ты за левое плечо держишься, и кровь на твоих пальцах, и на рукаве — большое пятно…

— А ты случайно на часы не посмотрела?

— Посмотрела… Одиннадцать ноль семь было…

— Если тебе действительно никто не рассказывал, то поздравляю — ты у меня ясновидящая… А скажи, вопли твои позавчера — из той же оперы?

— Тогда вообще не я была. А я в это время в 1909 году на труп налетела…

— Я читал, что как отсутствие секса, так и его избыток может сорвать у человека крышу. У тебя какая из двух причин?

Теперь обиделась я: